Визуальное восприятие и применение принципов гештальта в веб-дизайне. Когнитивная способность
В 1910 психолог Макс Ветгеймер (Max Wertheimer), наблюдавший за вспышками сигнальных огней на железнодорожном переезде, испытал внезапное озарение, впоследствии послужившее основой для разработки концепции гештальта (от немецкого Gestalt — целостная структура, образ, форма) и формулировки принципов визуального восприятия объектов.
Цепочка рассуждений психолога была примерно следующей: на самом деле световой сигнал не перемещается влево-вправо — это просто последовательно включаются и выключаются 2 отдельные лампы. Еще более наклонность человеческого мозга «дорисовывать» наблюдаемый объект до завершенной, «полной» структуры заметна при взгляде на «бегущие огоньки», создаваемые электрическим лампами, по периметру окружающими вывески и козырьки крыш кинотеатров.
Для наблюдателя все выглядит так, будто отдельный огонек перемещается по некоей траектории, периодически меняя направление движения, хотя на деле происходит последовательное включение-выключение отдельных ламп. Это мозг человека объединяет отдельные объекты в некий целостный образ, категориально отличающийся от суммы своих частей — как неподвижные лампочки качественно отличаются от «бегущего огонька», воспринимаемого наблюдателем этой электрической иллюминации.
Ключевые идеи, лежащие в основе теории гештальта
«Целое есть нечто иное, нежели сумма его частей», — Курт Коффка (Kurt Koffka, немецко-американский психолог, один из основателей гештальт-психологии).
Приведенная выше цитата есть кратчайшее изложение теории гештальта. В примере с внезапной догадкой Вертгеймера целостная структура (гештальт, воспринимаемый образ) — «бегущий огонек» — в принципе не получается при простом сложении составляющих ее элементов (отдельных электрических ламп).
Другими словами, люди визуально воспринимают группу объектов как нечто целое, прежде чем распознают отдельные объекты, составляющие группу. Мы видим целое как что-то большее, чем сумма его частей, и даже когда детали общей картины являются полностью отдельными объектами, мы при взгляде на них сгруппируем их в законченную пространственно-наглядную форму (еще одно определение гештальта).
Есть 4 ключевые идеи, формирующих принципы гештальта:
Появление/проявление (Emergence) — целое распознается прежде, чем его составляющие.
Появление — это процесс формирования сложного целостного образа из простых визуальных паттернов. При попытке идентифицировать объект мы в первую очередь определяем его контур, его очертания. Затем мы в поисках совпадения сравниваем выделенный контур со паттернами восприятия (знакомыми формами и объектами), уже хранящимися в нашей визуальной памяти. Только после того как контур наблюдаемого целого совпадет с существующим в памяти , мы начнем идентифицировать части, составляющие упомянутое целое.
При разработке дизайна целевой страницы имейте ввиду, что посетители сначала будут распознавать элементы лендинга в их самом общем виде. Простой, хорошо выделяемый взглядом объект быстрее вовлечет пользователя в конверсионное действие, чем сложный объект, состоящий из множества мелких деталей и с трудно определяемым контуром.
Воплощение/обобществление (Reification, «конкретизация») — аспект восприятия, в котором объект воспринимается как содержащий больше пространственно-наглядной информации, чем на самом деле присутствует в сенсорном стимуле от наблюдаемого объекта .
Для того чтобы наблюдаемый объект максимально совпал с хранящимися в визуальной памяти стереотипами восприятия, мозг человека генерирует дополнительную информацию, позволяющую заполнить «пробелы», из-за которых происходит несовпадение контура объекта и имеющегося паттерна восприятия. Иначе говоря, мы выбираем почти полное совпадение воспринимаемого образа и «дорисовываем» его до существующего визуального стереотипа.
Обобществление позволяет дизайнеру не завершать контур объекта для того, чтобы пользователь увидел собственно объект. Достаточно оставить столько частей контура, чтобы зритель мог сопоставить его с имеющимися шаблонами восприятия.
Множественная стабильность (Multi-stability, мультистабильность) — свойство, позволяющее переключаться между стабильными альтернативными интерпретациями при неоднозначном опыте восприятия объекта (неоднозначном перцептивном опыте).
Проще говоря, некоторые объекты могут быть интерпретированы сознанием более чем одним способом. На этом свойстве визуального восприятия базируется множество пространственных иллюзий. Ниже приведен пример, с которым вы, скорее всего, уже знакомы: на этой картинке можно увидеть либо два лица в профиль, либо вазу (см. левую иллюстрацию в разделе «Фигура и фон»).
Вы не можете находиться одновременно в двух стабильных состояниях восприятия объекта, видя сразу вазу и лица. Вместо этого вы будете быстро перемещаться вперед-назад между двумя устойчивыми альтернативами смыслового толкования изображения, причем одна из них будет доминирующим вариантом восприятия объекта, и чем дольше вы будете придерживаться этой интерпретации, то тем труднее вам будет увидеть «альтернативную реальность», имеющуюся на той же картинке.
С точки зрения практического применения упомянутого эффекта в дизайне: если вы захотите изменить чье-то восприятие некоего объекта, то не пытайтесь изменить все сразу. Найдите способ предоставить зрителю альтернативную точку зрения, и это автоматически приведет к укреплению новой интерпретации визуального объекта при ослаблении его первоначального восприятия.
Инвариантность (Invariance) — свойство восприятия, позволяющее узнавать объекты независимо от их вращения, перемещения, масштабирования, изменения условий освещения и т. д.
Поскольку мы чаще всего смотрим на объекты внешнего мира с отличающихся визуальных перспектив, то мы выработали способность распознавать эти объекты независимо от точки зрения на них.
Представим себе картину, что вы могли бы узнавать знакомого человека строго при взгляде на него анфас — повернувшись в профиль он представал перед вами абсолютным незнакомцем. Однако мы все еще можем узнавать близких и друзей — несмотря на все возможное разнообразие траекторий наших взглядов на знакомых нам людей. :)
Вы можете увидеть воплощение этих идей в приведенных ниже принципах. Основная концепция излагаемого материала сводится к тому, что принципы гештальта описывают механизмы восприятия и ядро визуального языка , с которыми и работают дизайнеры.
Принципы гештальта
Большинство из этих принципов относительно легки для понимания, тем более, что их объединяет общая тема, «красной нитью» проходящая через многие из них:
«При прочих равных условиях связанные между собой элементы при восприятии группируются в единицы высшего порядка», — Стивен Палмер (Stephen Palmer), американский психолог.
«Люди будут воспринимать и интерпретировать неоднозначные и сложные изображения как простейшую из возможных форм или комбинацию из простейших форм».
Это — фундаментальный принцип гештальта. Люди предпочитают иметь дело с простыми, понятными и упорядоченными вещами, которые на уровне инстинкта воспринимаются более безопасными, чем объекты сложные и непонятные.
Простые вещи не требуют от человека напряженных умственных усилий и не грозят ему неприятными сюрпризами. Вот почему при восприятии сложных форм мы, как правило, «реорганизуем» их до набора простых компонентов или до простой целой формы.
На иллюстрации выше вы, скорее всего, увидите левое изображение как комбинацию простейших форм — круга, квадрата и треугольника, — как это показано на картинке справа, чем как сложную и неоднозначную для интерпретации целую форму.
В данном случае нам проще увидеть три различных объекта, нежели один сложный. Иногда же проще воспринять один объект, дополнив его с помощью замкнутости.
«При взгляде на сложно расположенные элементы мы стремимся увидеть в них простую узнаваемую форму».
Как и предыдущий закон содержательности, принцип замкнутость базируется на стремлении человека к упрощению воспринимаемых образов. Но замкнутость является противоположностью содержательности , позволяющей — как на примере выше — упрощать визуальное восприятие через представление одного объекта как комбинации трех.
При завершении мы объединяем части, чтобы увидеть простое целое. Наш мозг дополняет недостающую информацию, чтобы сформировать законченную фигуру.
На левом изображении выше вы увидите белый треугольник, хотя изображение на самом деле состоит из трех черных «Пэкменообразных» форм (Pac-Man-like shapes). На рисунке справа вы в комбинации нескольких случайных фигур увидите панду. Так получается потому, что увидеть треугольник и панду проще, чем пытаться понять, что же означает каждая отдельная часть рисунка.
Замкнутость упрощенно можно рассматривать как «клей», соединяющий элементы воедино, хотя речь здесь идет о более глобальном понятии — о склонности человека искать и находить завершенные структуры.
Ключ к использованию принципа замкнутости — предоставить пользователю достаточно информации, чтобы он мог «дорисовать» в своем восприятии недостающие элементы. Если информации мало, то элементы будут рассматриваться как отдельные объекты, а не части целого; если ее слишком много, то нет никакой необходимости в том, чтобы в процессе восприятия произошло завершение .
Симметрия и порядок (Symmetry and Order)
«Люди склонны воспринимать объекты как симметричные формы, образованные вокруг условных центров».
Симметрия дает людям ощущение надежности и порядка, которые мы склонны искать в силу извечного человеческого стремления — преобразовывать хаос в порядок. Этот принцип приводит нас к понятию баланса в композиции картины, рисунка или веб-страницы, хотя композиция может и не быть идеально симметричной, чтобы находиться в равновесии.
На иллюстрации выше вы видите три пары открывающих и закрывающих скобок. Принцип близости (The principle of proximity), о котором речь пойдет чуть позже, позволяет нам предположить, что мы должны увидеть что-то еще. Явная незавершенность изображения — кажется, что с обоих сторон не хватает еще по одной скобке — свидетельствует о том, что в восприятии человека симметрия имеет приоритет над близостью .
Так как наши глаза быстро обнаруживают симметрию и порядок, то эти принципы могут быть использованы для эффективного распространения срочной информации.
Фигура и фон (Figure and Ground)
«Элемент воспринимается либо как фигура/объект (элемент в фокусе внимания), либо как фон (поверхность, на которой расположена фигура/объект)».
Принцип «фигура и фон» относится к взаимоотношению «позитивных» (значимых, обладающих контекстом) элементов любой композиции и «негативного» фона (не обладающего контекстом). Восприятие любого изображения начинается с того, что глаз отделяет фигуры (объекты) от фона.
Соотношение «фигура и фон» может быть устойчивым или неустойчивым в зависимости от того, насколько легко определить, что есть фигура, а что — фон. Классический пример неустойчивого соотношения представлен на левом рисунке выше. Вы либо видите вазу, либо два лица в зависимости от того, воспринимаете ли черный цвет как цвет объекта, а белый как цвет фона, или же наоборот.
То, что вы с легкостью перемещаетесь от одного восприятия изображения к другому, наглядно демонстрирует нестабильность взаимоотношения фигуры и фона.
Чем более стабильно соотношение «фигура и фон», тем проще мы можем сфокусировать внимание нашей целевой аудитории именно на том, что мы хотим им показать (кнопка призыва к действию, главный заголовок лендинга и другие конвертирующие элементы).
В увеличении стабильности нам могут помочь два взаимосвязанных принципа восприятия:
- Площадь — из двух перекрывающихся объектов как фигура (независимо от цвета) воспринимается тот, чья площадь меньше.
- Выпуклость — не вогнутые, а выпуклые формы обычно воспринимаются как фигуры.
Равномерная связность (Uniform Connectedness)
«Элементы, соединенные визуально, воспринимаются как более тесно связанные, чем элементы, не имеющие такого соединения».
На рисунке ниже линии соединяют две пару элементов, что создает восприятие того, что связанные элементы находятся в некоем отношении.
Из всех принципов оформления объектов как взаимосвязанных равномерная связность — сильнейший. На изображении мы видим 2 квадрата и 2 круга, образующих тесно взаимосвязанные пары «круг-квадрат», потому что они соединены визуально.
Обратите внимание, что линии могут и не касаться соединяемых объектов для того, чтобы последние воспринимались как взаимосвязанные.
«Элементы воспринимаются как часть группы, если они находятся в одной и той же замкнутой области».
Другой способ показать связь между элементами — расположить их особым образом. Все, что находится внутри замкнутой области, воспринимается как связанное между собой. Все, выходящее за ее пределы, рассматривается как набор отдельных объектов.
Круги на иллюстрации ниже одинаковы, однако же мы видим две различные группы, причем объекты в каждой группе воспринимаются как связанные между собой.
Типичный способ показать общую область — нарисовать прямоугольник вокруг элементов, связанных друг с другом. Это способ будет работать и для элементов, размещенных на участках фона, отличающихся по цвету.
«Объекты, расположенные ближе друг к другу, воспринимаются как взаимосвязанные в отличие от тех, что расположены дальше друг от друга».
Принцип близости подобен принципу общих областей, но использует пространство как упомянутая нами ранее замкнутость .
Если элементы расположены близко друг к другу, то они рассматриваются как часть группы, а не в качестве отдельных элементов. Это особенно верно, когда элементы в группе расположены ближе друг к другу, чем к любым элементам вовне.
Объекты не должны быть схожи по каким-либо признакам (предположим, цвет, размер, форма), чтобы их можно было расположить в пространстве поблизости друг от друга и они воспринимались как взаимосвязанные.
Продолжение (Continuation)
«Элементы, расположенные на линии или кривой, воспринимаются как более тесно связанные, чем элементы, не находящиеся на линии или кривой».
Это инстинкт — придерживаться определенного направления. Стоит вам взглянуть или пойди в выбранном направлении, вы будете совершать это действие, пока не увидите что-то значительное, или же вы не определите, что там нет ничего интересного, на что стоит посмотреть.
Другая интерпретация этого принципа такова: мы будем продолжать наше восприятие форм за их конечными точками. На рисунке выше мы видим пересекающиеся прямую и кривую линии вместо двух отрезков и двух сегментов кривой, встречающихся в одной точке.
Общее предназначение/синхронность (Common Fate/Synchrony)
«Элементы, движущиеся в одном направлении, воспринимаются как более связанные, чем элементы неподвижные или же движущиеся в разных направлениях».
Независимо от того, как далеко друг от друга размещены элементы или от того, насколько они непохожи, если они выглядят как движущиеся или изменяющиеся синхронно, то они будут восприниматься как связанные друг с другом.
Для осуществления принципа общей участи элементы даже не нуждаются в движении. Более важно, что они выглядят как имеющие общее предназначение . Предположим, что 4 человека неподвижно стоят рядом, но двое из них наблюдают за чем-то, синхронно повернув головы вправо. Эти двое и будут рассматриваться как имеющие общее предназначение .
На иллюстрации выше стрелки указывают на общее предназначение элементов. Собственно движение или изменение даже не является необходимыми — сильнее всего на общее предназначение/синхронность указывают стрелки или , только подразумевающие движение как таковое.
Параллелизм (Parallelism)
«Элементы, параллельные друг другу, считаются более взаимосвязанными, чем элементы не параллельные».
Этот принцип похож на вышеописанное общее предназначение. Линии часто применяются как символ указания на какое-либо направление или перемещение куда-то.
Параллельные линии воспринимаются как указание на одно и тоже направление или движение в одинаковом направлении, что интерпретируется при визуальном восприятии как взаимосвязь этих линий.
Следует отметить, что принцип параллелизма применим и для кривых или форм, хотя для последних — с оговорками: на них должны быть расположены несколько параллельных линий.
Сходство (Similarity)
«Элементы, имеющие сходные общие характеристики, воспринимаются как взаимосвязанные — в отличие от элементов, не обладающих данными характеристиками».
Любое количество характеристик объектов может быть сходным: цвет, форма, размер, текстуры и т. д. Когда пользователь видит эти сходные характеристики, он воспринимает элементы как взаимосвязанные в силу их общих характеристик.
На рисунке ниже красные круги рассматриваются как связанные с другими красными кругами из-за сходства цвета. То же утверждение справедливо и для черных кругов. Красные и черные круги воспринимаются как непохожие друг на друга, хотя по форме все они — круги.
Очевидное применение принципа сходства в веб-дизайне — цвет ссылок. Как правило, ссылки в содержимом страницы оформляются одинаково, чаще всего синим цветом и подчеркиванием. Это помогает посетителю, определившему опытным путем что перед ним ссылка, аналогичным способом использовать все слова/фразы, выделенные сходными характеристиками: цветом и подчеркиванием.
Точки фокусировки (Focal Points)
«Точки фокусировки — элементы, способные за счет отличия от других захватывать и удерживать внимание посетителя лендинга/сайта».
Этот принцип предполагает, что внимание посетителя будет сфокусировано на элементе, чем-либо отличающихся от других. На рисунке ниже точка фокусировки выделена формой, цветом и отбрасываемой «тенью» (псевдообъемом).
Принцип точек фокусировки внимания базируется на нашей способности быстро идентифицировать неизвестные объекты как потенциальные источники опасности.
Принципы сходства и точек фокусировки связаны в том смысле, что Focal Point не должна быть похожа ни на один другой элемент посадочной страницы, чтобы привлечь внимание посетителя. На лендингах/сайта в точках фокусировки обычно размещают критически важные для конверсии элементы, например, CTA.
Прошлый опыт (Past Experiences)
«Элементы, как правило, воспринимаются в соответствии с прошлым опытом пользователя».
Является, пожалуй, самым слабым гештальт-принципом. При сравнении с любым из ранее перечисленных принципов каждый из них будет доминировать над принципом прошлого опыта.
Прошлый опыт является уникальным для каждого человека, так что трудно сделать правдоподобные предположения о том, как будет воспринят новый визуальный элемент произвольно взятым пользователем.
Тем не менее существуют некий универсальный опыт, с определенными оговорками присущий каждому человеку: увидев светофор, мы будем ожидать, что красный свет будет обозначать необходимость остановиться, а зеленый «разрешит» идти. Так работает принцип прошлого опыта.
Многие из наших интерпретаций визуальных стимулов определяются культурными установками, главенствующими в обществе (вспомним о «психологии цветов»). В некоторых странах белый цвет — цвет чистоты и невинности, а черный — зла и смерти. В других регионах мира интерпретации этих двух цветов могут быть кардинально противоположными.
Да и вообще, понятие «общепринятый опыт» само по себе очень условное — не все люди в течение жизни могут пережить сходные события для приобретения похожего прошлого опыта.
Вместо заключения
И для маркетологов, и для веб-дизайнеров важно понимать принципы гештальта, потому что они составляют основу графического отображения оффера, они описывают, как люди воспринимают визуальные объекты, к каковым относится и целевая страница на мониторе пользователя.
В принципах, изложенных выше, разобраться сравнительно легко: для понимания большинства из них достаточно определений и иллюстраций. Гораздо труднее понять, как именно принципы гештальта на практике влияют на готовность посетителя к конверсии и на важнейшие бизнес-метрики.
В дальнейшем мы подробно рассмотрим влияние гештальта на дизайн: мы увидим, как симметрия помогает нам сбалансировать визуальный и текстовый контент лендинга и как совместное применение принципов сходства и точек фокусировки внимания позволяет создать визуальную иерархию на лендинге.
Восприятия: визуальный, аудиальный или кинестетический, - используется диагностика доминирующей перцептивной модальности Ефремцова. С ее помощью можно определить, к какому типу людей относитесь вы и ваши близкие. Какими органами вы воспринимаете мир, окружающий вас: на слух, визуально или же на ощупь? Методика определения канала восприятия необходима для того, чтобы лучше понимать себя и других.
Визуалы, аудиалы, кинестетики - это У каждого человека есть ведущий который чаще и быстрее откликается на внешние раздражители и сигналы. Если вы с близким вам человеком принадлежите к сходным типам, то это будет способствовать вашему взаимопониманию, несовпадения могут стать причиной возникновения недоразумений и конфликтных ситуаций.
Типы личности: визуал, аудиал, кинестетик
Зрительное восприятие присуще людям, принадлежащим к визуальному типу характеризует кинестетиков. Слуховое - аудиалов. Есть еще один тип - дигитал, люди, относящиеся к нему, воспринимают окружающий мир, прислушиваясь к собственной логике. Осталось определить, кто вы - визуал, аудиал, кинестетик, дигитал. Тест для диагностики восприятия разработал Ефремцов С.
Визуальное восприятие
Визуалов отличает их взгляд, когда они стараются что-то вспомнить, направлен вверх-вправо. Когда они размышляют над чем-то или воображают образы будущего, они смотрят вверх-вправо. Расфокусированный взгляд, направленный вдаль - это первый признак того, что перед вами находятся визуалы. Аудиалы, кинестетики не так сильно реагируют на видимую часть мира.
Общаясь с визуалами, старайтесь описывать образы, использовать мимику и жестикуляцию. Визуалы в первую очередь обращают внимание на собеседника, а только потом на интонацию. Для визуала очень важно, чтобы на него смотрели во время разговора, иначе ему кажется, что его не слушают.
Аудиальное восприятие
Визуалы, аудиалы, кинестетики по-разному воспринимают окружающий мир. Аудиалы в основном описывают свои ощущения с помощью звуков. Их характеризуют сильные а доминирующим органом восприятия является слух. Аудиалы не любят тишину, у них постоянно звучит музыка, работает телевизор. Человек аудиального типа для лучшего запоминания проговаривает информацию вслух, стараясь лучше ее понять и запомнить. Таким людям не обязательно знать много подробностей, их интересуют только факты.
Кинестетическое восприятие
Кинестетики реагируют на мир, опираясь на свой чувственный опыт, на свои эмоции. Они запоминают движения, ощущения, запахи. В общении кинестетики предпочитают чувствовать физическую близость собеседника. Таким людям сложно длительное время находиться на месте и внимательно слушать. Они любят прикасаться к собеседнику, класть руку на плечо. Многие люди с кинестетическим восприятием часто крутят что-то в руках, теребят или поглаживают.
Дигиталы
Для человека с дигитальным типом восприятия характерны такие качества, как склонность к анализу, логике, рациональность и нестандартность мышления. Для дигитала на первом месте логические заключения и факты, поэтому в разговоре с ним не нужно ничего домысливать и строить гипотезы. Ему близки знаки, символы и цифры, а не слуховые и зрительные образы. Такие люди любят, чтобы все было логично, четко и без лишних деталей.
Таким образом, зная, что собой представляют визуалы, аудиалы, кинестетики, а также дигиталы, можно сделать процесс общения более комфортным.
Искусство и визуальное восприятие
Имя американского эстетика и психолога искусства Рудольфа Арнхейма известно не только в США, но и во многих других странах мира. Его работы переведены на многие языки и получили широкую популярность среди теоретиков искусства, эстетиков, искусствоведов и педагогов. Известность Арнхейма не является случайной. Она отражает действительное значение этого ученого, внесшего весомый вклад в исследование психологии искусства и художественного восприятия.
В своих работах Арнхейм обращался к самым разнообразным проблемам, к самым различным аспектам изучения искусства. Ему принадлежат исследования по проблемам кино, поэзии, архитектуры, скульптуры и даже хореографии. В его работах большое внимание уделяется проблемам эстетики, истории искусства и художественной критики. Но основная, ведущая тема исследований Арнхейма - проблемы психологии искусства. С этими проблемами связана вся творческая биография ученого.
Рудольф Арнхейм родился в 1904 году в Берлине. Уже в молодости, заинтересовавшись психологией, он поступает в Берлинский университет, где в то время преподавал один из основателей гештальтпсихологии Макс Вертхеймер. С этого времени Арнхейм примыкает к этому направлению в психологии, стремясь применить выводы и методику гештальтпсихологии к исследованию искусства и художественной деятельности. После окончания университета Арнхейм переезжает в Рим, где работает в Международном институте образовательного кино. Приход к власти фашистов заставляет его эмигрировать. В 1940 году он переезжает в США и получает американское гражданство. Здесь он ведет большую преподавательскую и научно-исследовательскую деятельность, читает лекции по психологии искусства в Калифорнийском университете, а также в небольшом женском колледже (в штате Нью-Йорк). С 1971 года Арнхейм получает должность профессора в старейшем американском университете в Гарварде.
Р. Арнхейм - автор многих работ по теории и психологии искусства. Среди них книги «Кино как искусство» (1938) (эта книга переведена на русский язык в 1960 году). «К психологии искусства» (1966), «Визуальное мышление» (1970), «Энтропия и искусство. Очерки о порядке и хаосе в искусстве» (1971). Кроме того, Арнхейму принадлежат десятки статей по вопросам искусства и психологии художественного творчества в различных научных журналах и сборниках. Он избирался президентом Американского эстетического общества (с 1958 по 1960 год) и до сих пор является постоянным членом редколлегии американского журнала «Эстетика и художественная критика».
Среди исследований Арнхейма книга «Искусство и визуальное восприятие» (1954) занимает особое место. Она относится к числу наиболее значительных его сочинений, регулярно переиздается и переводится на многие языки.
Книга Арнхейма привлекает к себе внимание исследователей, прежде всего тем, что содержит богатый экспериментальный материал. Она является итогом многолетнего педагогического опыта автора, преподававшего историю и психологию искусства в американских университетах, обобщения его собственных наблюдений и исследований процесса зрительного восприятия. Арнхейм широко использует эмпирические данные: психологические эксперименты, достижения физиологии, психологии и педагогики. Он приводит большое количество рисунков, схем, диаграмм, анализы произведений классического и современного искусства. Все это придает книге Арнхейма известную фундаментальность и фактологичность. В этом одна из причин того, что работа Арнхейма до сих пор остается одной из основных исследований в области психологии искусства.
Труд Арнхейма обращает на себя внимание критическим отношением к эстетике и практике модернистского искусства. В нем даются довольно реалистические и трезвые характеристики таких, модных на Западе течений, как абстракционизм, формализм и сюрреализм. В основе всякого полноценного и жизненно важного искусства, по мнению Арнхейма, лежит органическая связь с действительностью. Но современное искусство (а под этим термином Арнхейм подразумевает буржуазное искусство Запада) характеризуется «отдаленностью от изображаемой действительности», разрывом между объектом и его значением, идеей и реальностью.
«Глубочайшая сущность искусства, пишет Арнхейм, - заключается в единстве идеи и ее материального воплощения. Современное искусство не является материалистическим. Некоторые из его представителей подвержены фатальному расколу между идеей и ее конкретным воплощением. В частности, некоторые «абстракционисты» принижают значение своих принципов и достоинство своих произведений, утверждая, что заинтересованы только в чувстве удовольствия, получаемого от «формальных отношений». Те художники, для которых круги, кубы и другие геометрические фигуры являются всего лишь «щекоткой» для нервов, уподобляются продавцам автомобилей, для которых машина - всего-навсего подлежащее продаже средство передвижения. Подобные примеры говорят об отходе не только от самого объекта, но и от его смысла».
Приведенные высказывания весьма характерны для позиции Арнхейма. Подобное критическое отношение к абстракционизму довольно редко встречается в западных исследованиях по теории искусства. Арнхейм отвергает претензии абстракционизма на то, что абстрактное искусство якобы выше реалистического искусства, что оно оперирует исключительно с «чистой», лишенной конкретности формой. Все эти претензии, по мнению Арнхейма, ложны, так как нет ничего более конкретного, чем форма, цвет и движение, от которых абстракционисты не в состоянии отказаться.
Не менее важны и высказывания Арнхейма о формализме. В отношении к формализму опять-таки проявляется критическая и трезво-реалистическая позиция американского ученого, смело выступающего против художественной моды. По словам Арнхейма, формалисты не просто используют геометрическую форму. Смысл формализма состоит в том, что он отрывает форму от содержания, которому она должна служить. «Вместо того чтобы слиться с содержанием, - пишет Арнхейм, - форма становится между зрителем и темой произведения. Определенная категория художников, охваченная страхом отступничества, стремится втиснуть богатство жизни в прокрустово ложе геометрии. Тем самым формализм является выражением трагической ограниченности человека».
Следует отметить, что Арнхейм выступал с критикой не только формализма в искусстве, но и формализма в эстетике. Этому посвящена, например, его статья «Форма и потребитель» в книге «К психологии искусства», в которой Арнхейм подвергает критическому разбору работы американских эстетиков-формалистов Клайва Белла и Роджера Фрая .
В настоящей книге Арнхейм возражает против распространенных представлений, что фантазия художника должна обязательно деформировать действительность и что в этой деформации заключается сущность искусства. Он категорически отвергает эту концепцию модернистской эстетики, противопоставляя ей опыт и традицию классического искусства. «В манере изображения человеческой руки Тицианом, - пишет Арнхейм, - гораздо больше воображения, чем в сотнях ночных кошмаров сюрреалистов. Вместо того чтобы искажать действительность, художественная фантазия заново утверждает истину. Она - непосредственный результат стремления воспроизвести как можно точнее реальный опыт».
Критика модернистского искусства, несомненно, представляет собой одну из положительных сторон книги Арнхейма. Она связана с его ориентацией на классическое искусство и с его неприятием модернизма. Вместе с тем следует подчеркнуть, что эта критика не всегда последовательна, довольно часто оказываясь половинчатой и противоречивой. Она не затрагивает социальных причин, которые приводят к кризису современную западную художественную культуру. Арнхейм говорит о причинах вторичного порядка, относя к их числу «механизацию» жизни, «техницизм», утрату гуманистических ценностей. В одном месте своей книги он прямо пишет, что «причину отклонения от реалистического изображения надо искать в психологических закономерностях восприятия». Поэтому его критика модернизма остается в пределах абстрактного гуманизма с его защитой «вечных ценностей», универсальных, «общечеловеческих» идеалов.
Приведенные выше высказывания составляют не столько текст, сколько подтекст книги Арнхейма. Сам автор рассматривает свою работу не как эстетическое исследование. Напротив, он говорит о специальных, сугубо психологических целях своей книги: исследовать некоторые принципы организации художественной формы и ее восприятия в процессе визуального познания мира. Но, несмотря на эти оговорки, Арнхейм не в состоянии пройти мимо целого ряда важнейших философско-эстетических проблем. И действительно, в ходе анализа психологических факторов восприятия он вступает в дискуссию по кардинальным вопросам эстетики с представителями различных направлений современной западной эстетики, и, прежде всего с представителями эстетики психоанализа.
Следует отметить, что в США фрейдистская эстетика до недавнего времени являлась одним из наиболее значительных и ведущих направлений в эстетике. Она оказывала огромное влияние на исследование проблем психологии искусства, в том числе и проблем эстетического восприятия. Психологи-фрейдисты рассматривают восприятие искусства как бессознательный, иррациональный процесс, мотивируемый лишь сексуальными комплексами или же, как это делается в эстетике К. Юнга, образами «коллективно-бессознательного». Фрейдисты считают, что искусство является символическим выражением форм коллективно-бессознательного, или архетипов. С этой точки зрения художник не творец чего-то нового, а всего лишь медиум, слепое средство для выражения лежащих в подсознании архетипов. По мнению фрейдистов, искусство пользуется языком иррациональных, несловесных форм, которые нельзя расшифровать рациональным, дискурсивным способом. В эстетическом восприятии мы находим лишь следы различных архетипов, в соответствии с которыми и модифицируется процесс восприятия или творчества каждого отдельного индивида.
Анализируя творчество художников, фрейдисты превращают искусство в предмет психиатрической диагностики, пытаясь найти в их произведениях выражение скрытых неврозов или подсознательных сексуальных комплексов. Можно было бы привести огромное число примеров чисто волюнтаристского истолкования фрейдистами произведений искусства. Так, в исследованиях фрейдистов Гамлет оказывается невротиком , король Лир - нарциссистом , творчество Бодлера интерпретируется как выражение эдипова комплекса . Излюбленным примером психоаналитиков является творчество Льюиса Кэрролла, роман которого «Алиса в стране чудес» истолковывается как выражение сексуальных и эротических символов .
Безраздельное господство фрейдизма в области психологии искусства относится к 30‑40м годам XX века. Однако уже с 50-х годов фрейдистская эстетика начинает переживать острый кризис. В психологию искусства, которая считалась до того заповедной территорией психоанализа, проникают направления чуждые или даже враждебные психоанализу, одним из которых была гештальтпсихология.
И не случайно, что Арнхейм в своих работах выступил с резкой критикой субъективизма и иррационализма, проповедуемых фрейдистской эстетикой. Значительное место эта критика занимает и в книге «Искусство и визуальное восприятие».
Полемика Арнхейма с фрейдизмом имеет свою предысторию. Она была начата им на страницах журнала «Эстетика и художественная критика». В 1947 году в этом журнале появилась статья американского искусствоведа-фрейдиста Ф.Уайта о творчестве известного английского скульптора Генри Мура. В этой статье Уайт объяснял творчество Мура выражением подсознательных символов . Возражая против подобной интерпретации творчества Генри Мура, Арнхейм выступил со статьей, в которой опровергал фрейдистскую методологию и объяснял выразительные особенности скульптур Мура особым подходом к пониманию проблемы пространства . Полемика против Уайта объяснялась не только чисто вкусовыми различиями в оценке творчества Генри Мура, но, прежде всего неприятием Арнхеймом фрейдистской методологии в эстетике.
Вслед за этим Арнхейм выступил со статьей «Художественные символы - фрейдистские и прочие». В ней он опять возвращается к критике эстетики психоанализа. По мнению Арнхейма, экскурсы психоаналитиков в область искусства абсолютно неплодотворны.
«Каждый год мы получаем какую-либо еще одну интерпретацию образа Эдипа или Гамлета. Эти анализы или легко проглатываются, или игнорируются, а чаще всего вызывают смех у читателей и не дают повода к какой-либо конструктивной дискуссии» . Интерпретации произведений искусства, которые дают фрейдисты, произвольны и случайны. Сводя искусство к символическому выражению сексуальных мотивов, фрейдисты, по мнению Арнхейма, принижают искусство. «Даже в том случае, - пишет он, - когда интерпретация не является чисто произвольной, а основывается на чем-либо, мы, тем не менее, останавливаемся на полпути в святая святых искусства, когда слышим утверждения, что произведение искусства есть только выражение сексуального желания, тоска по возвращению в материнское чрево или страх кастрации. Польза от такого рода сообщений крайне незначительна, и приходится удивляться, почему искусство считалось необходимым в каждой известной нам культуре и почему оно так глубоко проникает в нашу жизнь и природу» .
Полемика с представителями фрейдистской эстетики содержится и в книге «Искусство и визуальное восприятие». Арнхейм выступает против ряда представителей теории психоанализа. Он довольно остроумно высмеивает, например, писателя фрейдистского толка Г. Гроддека, который в своей работе «Человек, как символ» пытается истолковать в сексуальном смысле некоторые картины Рембрандта и представить скульптурную группу Лаокоон, как символическое изображение половых органов . «Самое обычное возражение против подобного истолкования, - пишет Арнхейм, - состоит в указании на его односторонность, которая выражается в признании секса самым важным и основным моментом человеческой жизни, к которому самопроизвольно все сводится. Психологи уже указывали, что это положение не является доказанным. В лучшем случае эта теория верна лишь в отношении отдельных индивидов с нарушенной психикой или даже для определенных периодов культуры, на протяжении которых «сверхразгулявшаяся сексуальность перехлестывает всякие пределы»».
Не менее остро Арнхейм выступает и против известного английского искусствоведа и теоретика искусства Герберта Рида. Предметом критики Арнхейма является книга Рида «Воспитание искусством», где Рид в духе фрейдизма стремится истолковать детское творчество как выражение врожденных и подсознательных символов .
Следуя за Юнгом, Рид считает, например, что использование детьми в своем творчестве таких универсальных форм, как круг, представляет собой выражение архетипов или сексуальных комплексов, лежащих где-то в глубинах бессознательного. Арнхейм опровергает подобное мнение, доказывая его субъективность и беспочвенность. «Зрительно воспринимаемые символы, - пишет он, - не могут быть адекватно изучены без обращения к перцептивным и изобразительным факторам. Сторонник психоанализа, полагающий, что ребенок начинает свою художественную деятельность с изображения окружностей в силу своих воспоминаний о материнской груди, которая была первым значительным объектом его жизненного опыта, пренебрегает элементарными моторными и зрительными условиями, вызывающими предпочтение перед формой круга или окружности. Такие реальные символы, как солнечный диск или крест, отражают основные виды человеческого опыта с помощью основных изобразительных форм».
Таким образом, Арнхейм на протяжении всей своей книги выступает против фрейдистской эстетики с ее поисками клинических симптомов и сексуальных символов, мистификацией процесса художественного творчества. Правда, нельзя упускать из виду тот факт, что критика фрейдизма ведется Арнхеймом не с позиции последовательной материалистической философии. Но и с учетом этого обстоятельства она имеет большое значение.
Фрейдистская эстетика полностью исключила из области искусства функцию познания. В противоположность этому Арнхейм утверждает, что искусство представляет собой процесс познания. По его словам, главная опасность, которая угрожает искусству, заключается в утрате понимания искусства. «Мы отрицаем дар понимания вещей, который дается нам нашими чувствами. В результате теоретическое осмысление процесса восприятия отделилось от самого восприятия и наша мысль движется в абстракции. Наши глаза превратились в простой инструмент измерения и опознания - отсюда недостаток идей, которые могут быть выражены в образах, а также неумение понять смысл того, что мы видим».
Теория эстетического восприятия, которую развивает Арнхейм, строится на том, что восприятие в основе своей представляет познавательный процесс, определяемый формами и типом зрительного восприятия. В этом, пожалуй, состоит главная ценность эстетической концепции Арнхейма.
Рассматривая восприятие искусства как познавательный процесс, Арнхейм указывает на специфические особенности этого познания. Прежде всего, он делает акцент на том, что эстетическое восприятие не пассивный, созерцательный акт, а творческий, активный процесс. Оно не ограничивается только репродуцированием объекта, но имеет и продуктивные функции, заключающиеся в создании визуальных моделей. Каждый акт визуального восприятия, по мнению Арнхейма, представляет собой активное изучение объекта, его визуальную оценку, отбор существенных черт, сопоставление их со следами памяти, их анализ и организацию в целостный визуальный образ.
Зрительное восприятие в трактовке Арнхейма - активный, динамический процесс. Зрение не может быть измерено в статических, количественных единицах-сантиметрами, длиной волн и т.д., поскольку оно включает в себя как важнейший, существенный элемент напряжение, динамическое соотношение сил. «Каждая визуальная модель динамична... Любая линия, нарисованная на листе бумаги, любая наипростейшая форма, вылепленная из куска глины, подобны камню, брошенному в пруд. Все это - нарушение покоя, мобилизация пространства. Зрение есть восприятие действия».
Этот активный и творческий характер визуального восприятия имеет, по мнению Арнхейма, определенное сходство с процессом интеллектуального познания. Если интеллектуальное знание имеет дело с логическими категориями, то художественное восприятие, не будучи интеллектуальным процессом, тем не менее, опирается на определенные структурные принципы, которые Арнхейм называет «визуальными понятиями». Он выделяет два типа таких понятий- «перцептивные», с помощью которых происходит восприятие, и «изобразительные», посредством которых художник воплощает свою мысль в материал искусства. Таким образом, восприятие заключается в образовании «перцептивных понятий», точно так же как и художественное творчество представляет собою «образование адекватных изобразительных понятий». Арнхейм придает большое значение этим понятиям в процессе художественного восприятия и творчества. Он даже говорит, что, если Рафаэль родился бы без рук, он все равно остался бы художником.
По мнению Арнхейма, визуальное восприятие по своей структуре представляет собой чувственный аналог интеллектуального познания. «В настоящее время можно утверждать, - пишет Арнхейм, - что на обоих уровнях - перцептивном и интеллектуальном - действуют одни и те же механизмы. Следовательно, такие термины, как «понятие», «суждение», «логика», «абстракция», «заключение», «расчет» и т. д., должны неизбежно применяться при анализе и описании чувственного познания».
Эта мысль Арнхейма, несмотря на то, что она составляет одно из главных положений его теории визуального восприятия, представляется в известной мере дискуссионной. В книге «Искусство и визуальное восприятие» она играет скорее роль гипотезы, чем экспериментально доказанной истины . И тем не менее утверждение Арнхейма о продуктивном, творческом характере визуального восприятия заслуживает самого пристального внимания. В известной мере она получает признание в советской психологии. Так, в статье «Продуктивное восприятие» В. П. Зинченко, ссылаясь, в частности, на Арнхейма, пишет: «В порождении образа участвуют различные функциональные системы, причем особенно значительным является вклад зрительной системы. Этот вклад не ограничивается репродуцированием реальности. Зрительная система выполняет весьма важные продуктивные функции. И такие понятия, как «визуальное мышление», «живописное соображение», отнюдь не являются метафорой» .
Оценивая книгу Арнхейма, необходимо сказать несколько слов о ее структуре. Она состоит из десяти глав: «Равновесие», «Очертание», «Форма», «Развитие», «Пространство», «Свет», «Цвет», «Движение», «Напряжение», «Выразительность» (в настоящем издании, представляющем сокращенный перевод книги Арнхейма, отсутствует глава «Напряжение»). В этом перечислении названий есть своя последовательность, своя логика. Все главы книги отражают определенные моменты в развитии визуального восприятия, в движении познания от простых, элементарных форм до самых сложных и значительных. Последняя глава, «Выразительность», представляет собой, по словам Арнхейма, «венец» перцептивных категорий. Она завершение книги и в то же время завершение процесса визуального восприятия. Таким образом, структура книги раскрывает структуру процесса эстетического восприятия, как представляет ее Арнхейм, наиболее существенные моменты в становлении целостного художественного образа.
Книга Арнхейма написана на основе принципов и методологии гештальтпсихологии. Эта ориентация на гештальтпсихологию особенно ощутима во «Введении» и первых трех главах: «Равновесие», «Очертание», «Форма». Во «Введении» Арнхейм специально подчеркивает, что методология его исследования базируется на экспериментальной и теоретической базе гештальтпсихологии. В связи с этим он ссылается на работы гештальтпсихологов К.Коффки, М.Вертхеймера, В.Кёлера, а в области психологии искусства и педагогики на исследования швейцарского педагога Густава Бритша и американского психолога Генри Шефер-Зиммерна .
Гештальтпсихология относится к одному из влиятельных направлений в современной психологии на Западе. Ее основы были заложены еще в 20-х годах в работах немецких психологов, которые выдвинули теорию так называемого гештальта. Термин «гештальт» не поддается однозначному переводу на русский язык. Он обладает целым рядом значений, таких, как «целостный образ», «структура», «форма». В научной литературе это понятие чаще всего употребляется без перевода, означая целостное объединение элементов психической жизни, несводимое к сумме составляющих его частей. В своих работах гештальтпсихологи уделяли большое внимание проблемам восприятия. Они выступили, прежде всего, против ассоциативной теории восприятия, господствовавшей в психологических теориях XIX века. В противоположность этой теории они стремились доказать, что восприятие носит целостный характер и строится на основе создания целостных структур, гештальтов.
Необходимо отметить, что в своем стремлении раскрыть целостный структурный характер восприятия гештальтпсихологи часто приходили к чисто идеалистическим выводам, к признанию того, что факты зрительного восприятия объясняются не только свойствами объектов восприятия, но и врожденной, имманентной структурой феноменального поля, действием электрических полей головного мозга.
«Психологи-гештальтисты, - отмечает Р. Л. Грегори, - считали, что внутри мозга имеются картины. Они представляли восприятие как модификацию электрических полей мозга, причем эти поля копируют форму воспринимаемых объектов. Эта доктрина, известная под именем изоморфизма, оказала пагубное влияние на теорию восприятия. С тех пор существует тенденция приписывать гипотетическим мозговым полям свойства, якобы «объясняющие» такие явления, как искажение зрительного образа, и другие феномены» .
Аналогичную оценку философского смысла гештальтпсихологии дает В. П. Зинченко. «Становясь на позиции психофизического параллелизма, гештальтпсихология рассматривала процессы формирования перцептивного образа как простое отражение. физиологических процессов структурообразования, якобы происходящих внутри нервной системы. Положение гештальтпсихологов о том, что перцептивные гештальты являются не отражением внешнего мира, а структур внутренних, продуцированных мозгом, представляет собой лишь новый вариант старой идеалистической концепции физического идеализма» .
Вместе с тем нельзя отрицать и того, что в области эмпирических исследований, экспериментов и наблюдений, в области зрительного восприятия гештальтпсихологи добились определенных успехов. Поэтому советские психологи наряду с критикой идеалистических выводов гештальтпсихологов, интерпретации ими закономерностей, обнаруженных экспериментальным путем, указывают на определенные заслуги гештальтпсихологов в изучении психологии зрительного восприятия. Как указывает В. П. Зинченко, гештальтпспхология сыграла большую роль в преодолении «поэлементного» подхода к восприятию. «Заслуга ее состоит, прежде всего, в том, что она поставила реальные проблемы восприятия видимого мира и отказалась от концепции восприятия «геометрического» мира. Вместо абстрактных вопросов о том, как мы видим три измерения, что такое сенсорные элементы, как возможно их объединение, представители гештальтпсихологии выдвинули реальные и конкретные проблемы: как мы видим вещи такими, какими они являются в действительности, как фигура воспринимается отдельно от фона, что такое поверхность, что такое контур и т. д.».
Такова общая оценка той психологической теории, на основе которой строит свое исследование Р. Арнхейм. Действительно, в своей книге Арнхейм пытается применить к исследованию искусства законы и принципы, выдвинутые гештальтпсихологами по отношению к области зрительного восприятия. К числу этих законов относятся: контраст «фигуры и фона», соотношения части и целого, вертикали и горизонтали, стремление к «хорошей форме», константность (сохранение постоянства) образа и т. д. Опираясь на эти законы, Арнхейм рассматривает зрительное восприятие, в том числе и восприятие произведений изобразительного искусства, как «схватывание» гештальтов, то есть наиболее характерных особенностей объектов, способных обозначать целое (глава «Равновесие»). В главах «Очертание» и «Форма» Арнхейм рассматривает, каким образом в живописном произведении создаются взаимоотношения фигур, раскрывается перспектива, передается движение и т. д. В связи с этим он выдвигает законы «простоты» (доказывая, что любая визуальная модель стремится к упрощению и простоте), законы соотношения части и целого, принцип оверлэппинга, правила «группирования» фигур по принципу подобия и т.д. Характерно, что именно эти главы, в которых более всего ощущается влияние гештальтпсихологии, отличаются наибольшим схематизмом и абстрактностью.
В гораздо меньшей степени влияние гештальтпсихологии ощутимо в последующих главах. Глава «Развитие» - один из содержательнейших разделов в книге Арнхейма. В ней анализируется психология детского развития и становление художественных способностей ребенка. Здесь наряду с критикой фрейдизма Арнхейм высказывает несколько критических замечаний и в адрес гештальтпсихологов, в частности Г. Бритша, который рассматривал художественную форму как изолированный и саморазвивающийся процесс. Менее значительно влияние гештальтпсихологии сказывается и в разделах книги, посвященных проблеме света, цвета, движения и выражения.
Все это позволяет предположить, что в книге Арнхейма существует определенное противоречие между его исходными предпосылками, заимствованными из гештальтпсихологии, и теми выводами, к которым он приходит, основываясь на изучении живого, конкретного материала искусства. Причем там, где Арнхейм идет непосредственно за гештальтпсихологами, он зачастую приходит к свойственному этой школе идеализму. Это особенно очевидно проявляется тогда, когда Арнхейм утверждает, что перцептивные образы, формирующиеся в процессе визуального восприятия, являются результатом действия электрохимических полей коры головного мозга (глава «Равновесие»). «Силы, с которыми мы имеем дело в процессе визуального изучения предметов, могут рассматриваться психологическим двойником или эквивалентом физиологических сил, действующих в зрительной области головного мозга. Несмотря на то, что эти процессы носят физиологический характер, психологически они ощущаются как свойства самих воспринимаемых объектов. В самом деле, в процессе простого наблюдения невозможно отличить их от физических процессов, протекающих в объекте, так же как невозможно отличить сон или галлюцинацию от восприятия «реальных» событий». Таким образом, следуя за гештальтпсихологами, Арнхейм приходит к явно ошибочным выводам, отождествляя процессы, протекающие в мозгу, с объективными свойствами реальных явлений.
Однако там, где Арнхейм отходит от принципов гештальтпсихологии и опирается на реальный конкретный опыт искусствознания, он приходит к ценным и реалистическим наблюдениям о структуре художественного образа и закономерностях процесса эстетического восприятия. Это противоречие между открываемыми Арнхеймом закономерностями эстетического восприятия и их интерпретацией с позиций гештальтпсихологии лежит в основе всей книги Арнхейма, оно определяет как ее достоинства, так и ее недостатки.
Следует, очевидно, сказать несколько слов, каким образом это противоречие сказывается на содержании книги, на изложении Арнхеймом закономерностей визуального восприятия и их отражения в искусстве. Как уже говорилось выше, в первых главах своей книги автор обосновывает продуктивный характер визуального восприятия, указывает на его сходство с интеллектуальным познанием, говорит о роли «перцептивных» понятий в процессе этого восприятия. Однако в последующем Арнхейм совершенно неожиданно и в противоречии со своими исходными посылками выступает против интеллектуалистического истолкования художественного творчества. Так, в главе «Развитие» он подвергает критике интеллектуалистические концепции детского творчества. Формуле «Дети рисуют не то, что они видят, а то, что они знают» он противопоставляет свою формулу: «Дети рисуют то, что они видят, а не то, что они знают». Это противопоставление знания и процесса восприятия оказывается в разительном противоречии с исходными предпосылками Арнхейма, оно свидетельствует об известной непоследовательности его методологии.
Нельзя также согласиться с некоторыми положениями книги Арнхейма, которые, будучи вынесены в качестве заголовков, приобретают чрезмерно категорическую и догматическую форму. Среди них, например, такие: «Любое искусство символично», «Простота важнее правдоподобия» и т. д. Очевидно, что не все в искусстве и не всякое искусство символично, хотя символ играет огромную роль в структуре художественного знания . Очевидно также, что простота не противостоит правдоподобию, а вопрос, что из них важнее, должен решаться в контексте анализа конкретного художественного произведения.
К числу методологических недостатков книги Арнхейма следует отнести слишком узкое понимание им термина «реализм». Порой он толкует его как простое натуралистическое копирование действительности.
Однако недостатки, имеющиеся в книге, не должны скрывать от нас того очевидного факта, что эта работа американского психолога - ценный и оригинальный труд, посвященный малоизученной области психологии художественного восприятия.
Следует отметить, что общие закономерности визуального восприятия довольно основательно изучены современной психологией. На этот счет существует достаточно солидная литература как у нас в стране, так и за рубежом . Что же касается специальной области художественного восприятия, то она сравнительно недавно стала предметом исследования психологов, эстетиков и искусствоведов.
Большую актуальность проблемы эстетического восприятия приобретают у нас в стране. Они получают освещение в работах целого-ряда ученых . Несомненно, что знакомство с опытом зарубежных исследований будет содействовать дальнейшему плодотворному изучению этой области.
Книга Арнхейма может привлечь внимание не только ученых, изучающих проблемы психологии и эстетики. Она представляет интерес и для тех специалистов, которые интересуются искусством в самом широком смысле слова. И это не случайно. Книга Арнхейма содержит богатый художественный материал, главным образом по истории классической и современной живописи. Делая произведения искусства предметом научного анализа, Арнхейм не анатомизирует их, а сохраняет целостность и оригинальность их художественной формы. Некоторые примеры из области искусства, приводимые Арнхеймом, обнаруживают довольно высокий уровень искусствоведческого анализа, свидетельствуют о высокой эстетической культуре автора.
И хотя книга не ставит перед собой цели осветить историю искусства, внимательный читатель может найти в ней ответы на многие вопросы о судьбе искусства в современном обществе. Книга Арнхейма заканчивается следующими словами: «Мы не знаем, на что будет похоже искусство будущего. Но мы знаем, что «абстракция» не есть кульминация искусства. Абстрактным художественный стиль никогда не будет». Эти слова - выражение принципиальной позиции автора, они вполне соответствуют содержанию всей его книги. Именно поэтому книга Арнхейма представляет большой интерес для советского читателя и принесет несомненную пользу исследователям искусства и психологии.
Может показаться, что искусству угрожает опасность потонуть в море разговоров о нем. Слишком редко нас балуют новым произведением, к которому мы отнеслись быкак к подлинному искусству. Однако целый поток статей, книг, диссертаций, докладов, лекций, различного рода руководств с готовностью расскажут нам, что такое искусство и что таковым не является; что в когда было кем-то сделано, почему и в результате чего это сделано. Нас преследует видение небольшого изящного тельца, анатомированного толпой любителей оперировать и анализировать. И мы вынуждены предположить, что в наше время искусство - это что-то неопределенное, так как слишком уж много говорится и думается о нем.
Вероятно, такой диагноз является поверхностным. Однако бесспорно, что положение дел в искусстве для большинства из нас кажется неудовлетворительным. Причина этого заключается в том, что мы являемся наследниками такой ситуации, которая не только не благоприятствует развитию искусства, но и, напротив, порождает неправильные суждения о нем. Наши идеи и опыт имеют тенденцию быть общими, но неглубокими или, наоборот, глубокими, но не общими. Мы отрицаем дар понимания вещей, который дается нам нашими чувствами. В результате теоретическое осмысление процeсса восприятия отделилась от самого восприятия и наша мысль движется в абстракции. Наши глаза превратились в простой инструмент измерения и опознавания - отсюда недостаток идей, которые могут быть выражены в образах, а также неумение понять смысл того, что мы видим. Естественно, что в этой ситуации мы чувствуем себя потерянными среди предметов, которые предназначены для непосредственного восприятия. Поэтому мы обращаемся к более испытанному средству - к помощи слов.
Данная книга имеет целью исследовать некоторые особенности зрительного восприятия и тем самым помочь научиться управлять им. Насколько я себя помню, я всегда занимался искусством: изучал его природу и историю, практическую художественную деятельность, тренировал свой глаз и руку, старался вращаться в среде художников, искусствоведов и преподавателей искусства. Этот интерес к искусству подкреплялся еще и моими исследованиями в области психологии. Всякий зрительный процесс является областью исследования психолога, но никто еще не разбирал процессы творчества или же вопросы художественной практики, не привлекая на помощь психологию. (Под психологией я подразумеваю науку о человеческом разуме во всех его проявлениях, а не только ограниченное занятие проблемами, связанными с человеческими «эмоциями».) Одни эстетики и искусствоведы используют работы по психологии, чтобы иметь некоторые преимущества перед остальными теоретиками искусства. Другие же не понимают или не хотят признать, что они также неизбежно пользуются психологией, но такими теоретическими концепциями, которые являются либо «доморощенными», либо устаревшими и поэтому в большинстве своем оказываются гораздо ниже уровня современного знания. По этой причине я стараюсь применять для изучения искусства методы и достижения современной психологии.
Эксперименты, которые я привожу в качестве примеров, и принципы моего психологического мышления базируются в основном на теории гештальта. Такой выбор мне кажется оправданным. Даже психологи, которые критикуют и оспаривают положения гештальт-психологии, вынуждены согласиться, что основы существующего современного знания о визуальном восприятии были заложены в лабораториях именно этой школы. Но это не все. Вот уже на протяжении более чем пятидесяти лет своего развития гештальтпсихология показывает, что ее метод сходен с принципами, на основе которых строятся произведения искусства. Работы Макса Вертхеймера, Вольфганга Кёлера, Курта Коффки буквально пропитаны проблемами психологии искусства. Во всех их произведениях вопросы искусства анализируются подробно. Но больше всего имеет значение тот факт, что сам характер доказательства их положений позволяет художнику чувствовать себя как дома. В самом деле, нечто, подобное художественному воззрению на мир, было необходимо для того, чтобы напомнить ученым, что большинство явлений природы нельзя адекватно описать, если их рассматривать по частям. Осознание того, что целое не может быть достигнуто путем сложения отдельных частей, не было какой-то новостью для художника. В течение многих столетий ученые высказывали ценные положения относительно реальной действительности, используя относительно простую аргументацию, которая не исключала сложность организации и взаимодействия явлений. Но никогда произведение искусства не могло быть создано или хотя бы понято разумом, не способным воспринимать и осознавать интегрированную структуру целого.
В сочинении, которому гештальттеория обязана своим наименованием, фон Эренфельс указывал, что если каждому из двенадцати испытуемых предложили бы слушать одну из двенадцати интонаций какой-нибудь мелодии, то сумма их переживаний не соответствовала бы тому чувству, которое испытал бы человек, прослушавший всю мелодию целиком. Позже многие эксперименты показали, что проявление любого элемента зависит от его места и функция в модели целого. Всякий мыслящий человек не может не восхищаться активным стремлением к единству и порядку, которое проявляется уже в несложном акте разглядывания простой модели прямых линий. Восприятие не является механическим регистрированием сенсорных элементов, оно оказывается поистине творческой способностью мгновенного схватывания действительности, способностью образной, проницательной, изобретательной и прекрасной. Теперь уже стало очевидным, что качества, характеризующие деятельность мыслителя и художника, свойственны любому проявлению разума. Психологи также пришли к выводу, что этот факт не простая случайность. В различных умственных способностях действуют общие принципы, так как мозг всегда функционирует как целое. Любое восприятие есть также и мышление, любое рассуждение есть в то же время интуиция, любое наблюдение - также и творчество.
Открытие того, что восприятие не есть механическое регистрирование элементов, а представляет собой схватывание и постижение значимых моделей структуры, принесло человечеству большую пользу. Если это верно для простого акта восприятия предмета, то, но всей вероятности, это применимо также и к художественному восприятию действительности. Очевидно, художник не представляет собой механическое записывающее устройство, как и его собственные органы зрения. Художественное изображение объекта не может рассматриваться как скучное, утомительное копирование случайных внешних деталей. Другими словами, понимание того, что образы действительности представляют собой определенную ценность, даже в том случае если они далеки от «натуралистического» подобия, получило научную поддержку.
С большим воодушевлением я узнал, что совсем независимо от моих исследований к подобным выводам пришли и в области художественного образования. В частности, Генри Шефер-Зиммерн, вдохновленный теориями и идеями Густава Бритша, проделал огромную работу по разработке практических рекомендаций для творческого процесса художника. Своими исследованиями он подтвердил положение, что мышление в борьбе за истинное понимание реальной действительности развивается (в своей логической эволюции) от наиболее простых, зрительно воспринимаемых моделей к наиболее сложным. Тем самым мы получили доказательство, что закономерности восприятия, открытые гештальтпсихологами экспериментально, подтверждаются также и генетически. Четвертая глава данной книги содержит комментарии психолога по основным аспектам данной теории. В своей работе «Развертывание художественной деятельности» Шефер-Зиммерн ярко и наглядно показал, что способности к художественной деятельности не являются привилегией некоторых одаренных индивидов, но представляют собой принадлежность каждой здоровой личности, которой природа подарила пару глаз. С психологической точки зрения это означает, что изучение искусства является необходимой частью изучения человека.
Рискуя вызвать резкое неудовольствие со стороны моих коллег, я применяю принципы, в которые верю с какой-то безрассудной односторонностью. Частично я это делаю в силу того, что в отдельных случаях полезно изложить свою точку зрения с голой простотой и тем самым предоставить дальнейшую шлифовку своей концепции последующим ударам и контрударам критики. Я должен также извиниться перед историками искусства за то, что не столь компетентен в их области, как этого хотелось бы. В настоящее время, вероятно, было бы свыше чьих-либо сил вполне удовлетворительно исследовать вопрос о взаимоотношении между теорией визуальных видов искусства и соответствующей психологической теорией. Если попытаться совместить два различных предмета, которые хотя и связаны друг с другом, но тем не менее не созданы один для другого, то возникает много неувязок и пробелов. Я вынужден был домысливать там, где я не мог доказать, и должен был использовать свои собственные глаза там, где я не мог положиться на свидетельства других. Я старался указать на те проблемы, которые нуждаются в систематическом исследовании. Однако после того, как все было сказано и сделано, я почувствовал себя на месте Германа Мелвилла, восклицающего: «Вся эта книга лишь закидывание невода, более того, закидывание невода в неводе. О Время, Усилие, Деньги, Настойчивость и Терпение!»
Одной из причин, побудивших меня написать данную книгу, явился тот факт, что многие люди, как я полагаю, устали от непонятных, озадачивающих разговоров об искусстве, в которых с претензией на художественную и научную значимость жонглируют модными словечками и выхолощенными эстетическими понятиями, с назойливым упорством отыскивают клинические симптомы, тщательно исследуют разного рода мелочи и сочиняют очаровательные эпиграммы. Искусство - самая конкретная вещь в мире, и никакого оправдания нельзя подыскать для тех, кто затуманивает умы людей, стремящихся узнать о нем как можно больше.
Но даже и конкретные вещи иногда оказываются довольно сложными. Я пытался говорить о них по возможности проще, однако это не означает, что я пользовался лишь короткими фразами и словами. Когда форма проще своего содержания, то заключенная в ней информация не достигает своей цели. Быть простым означает высказывать свои суждения прямо, постоянно иллюстрируя их примерами.
Хотелось бы выразить мою благодарность трем моим друзьям: Генри Шефер-Зиммерну - специалисту в области художественного воспитания, Меиру Шапиро-историку искусства и Гансу Валлаху- психологу - за прочтение некоторых глав книги, когда они были еще в рукописи, и за их ценные замечания и предложения. Проницательные комментарии моих студентов, дополнившие эту книгу, действовали на нее как бурный поток, шлифующий гальку. Большая признательность воем учреждениям и отдельным лицам, позволившим репродуцировать принадлежащие им произведения искусства. Я хочу поблагодарить всех детей, чьи рисунки я использовал в качестве иллюстраций.
«Творчество начинается с видения. Виденье –
это уже творческий акт, требующий напряжения»
Анри Матисс
Теория эстетического восприятия строится на том, что восприятие в основе своей представляет познавательный процесс, определяемый формами и типом зрительного восприятия.
Особый акцент будем делать на том, что эстетическое восприятие не пассивный, созерцательный акт, а творческий, активный процесс.
Каждый акт визуального восприятия, по мнению Арнхейма (автора интереснейшей книги «Искусство и визуальное восприятие»), представляет собой активное изучение объекта, его визуальную оценку, отбор существующих черт, сопоставление их со следами памяти, их анализ и организацию всего этого в целостный образ.
В 20 годах теперь уже прошлого ХХ века появилось новое направление в психологии, оно называется гештальтом. Термин гештальт не поддается однозначному переводу на русский язык, он обладает целым рядом значений: целостный, образ, структура, форма. И его можно употреблять без перевода, означая целостное объединение элементов психической жизни, несводимое к сумме составляющих его частей. В своих работах гештальтпсихологи уделяли большое внимание проблемам восприятия. Они выступали прежде всего против ассоциативной теории восприятия, господствовавшей в психологических теориях Х1Х века. Они стремились доказать, что восприятие носит целостный характер и строится на основе создания целостных структур – гештальтов. Вместо абстрактных вопросов о том, как мы видим три измерения, что такое сенсорные элементы, как возможно их объединение, гештальтпсихологи выдвинули реальные и конкретные проблемы: как мы видим вещи такими, какими они являются в действительности, как фигура воспринимается отдельно от фона, что такое поверхность, что такое форма, почему можно ничего не меняя в предмете, «изменить» его вес, размеры и другие параметры.
Попробуем разобраться, как мы видим и, тем самым, помочь себе научиться управлять зрительным восприятием.
Итак – любое восприятие есть также и мышление, любое рассуждение есть в тоже время интуиция, любое наблюдение – также и творчество. А каждый человек видит и слышит только то, что понимает и отвергает то, что не понимает.
Часто считают, что глаз похож на фотокамеру. Однако существуют совершенно не сходные с камерой признаки восприятия. Глаз снабжает мозг информацией, кодирующуюся в нервную активность – цепь электрических импульсов, которая в свою очередь с помощью своего кода и определенной структуры мозговой активности воспроизводит предметы. Это как буквы при чтении, символы не являются рисунками. Никакой внутренней картинки не возникает! Для мозга это структурное возбуждение и есть предмет.
Очень интересна тенденция нашего мозга группировать предметы и простые фигуры и продолжать (дорисовывать) незаконченные линии. Несколько линий – вот что нужно для глаза, остальное доделает мозг в меру своего развития и понимания. (Карикатуры, видение в пламени или в облаках – лица и фигуры, гадание на кофейной гуще и т.д.)
Можно с полной уверенностью сказать, что в процесс зрительного восприятия включаются и знания об объекте, полученные из прошлого опыта, а этот опыт не ограничивается зрением, здесь и осязание и вкусовые, цветовые, обонятельные, слуховые, а возможно даже температурные, болевые и другие чувственные характеристики данного предмета.
Восприятие выходит за пределы непосредственно данных нам ощущений. Восприятие и мышление не существуют независимо друг от друга. Фраза: «Я вижу то, что я понимаю» - указывает на связь, которая действительно существует.
Описывая предметы и вещи, мы постоянно указываем на их соотнесенность с окружающей средой. Ни один предмет не воспринимается изолированно. Восприятие чего-то означает приписывание этому «чего-то» определенного места в системе: расположение в пространстве, степени яркости, цвета, величины, размера, расстояния и т.п. Меняя прическу, мы вдруг замечаем, что лицо немного округлилось. Подбирая фасон платья, мечтаем «вытянуть» ноги и шею и «уменьшить» объем талии. Можно сказать с полной уверенностью, что мы видим больше, чем попадает на сетчатку глаза. И это не является действием интеллекта!
Это кажется невероятным, но любая линия нарисованная на бумаге или нанесенная на поверхности предмета (в нашем случае на одежде или на лице), подобна камню брошенному в спокойную воду пруда. Все это нарушение покоя, мобилизация пространства, действие, движение. И зрение воспринимает это движение, это действие.
Здесь вступают в работу перцептивные силы. Являются ли эти силы реальными? В воспринимаемых предметах их естественно нет (конечно, вы не выросли, надев одежду в вертикальную полоску и не расширились от горизонтальной), но их можно рассматривать психологическими двойниками или эквивалентом физиологических сил, действующих в зрительной области головного мозга. Назвать эти силы иллюзиями нет основания, они являются иллюзорными не в большей мере, чем цвета, присущие самим предметам, хотя цвета с физиологической точки зрения это всего лишь реакция нервной системы на свет с определенной длиной волны (но об этом чуть позже).
РАВНОВЕСИЕ ПСИХИЧЕСКОЕ И ФИЗИЧЕСКОЕ.
Обсуждая вопрос о влиянии местоположения объекта на его восприятие, мы неизбежно сталкиваемся с фактором равновесия. С точки зрения физики равновесие – это состояние тела, в котором действующие на него силы компенсируют друг друга. Данное определение относится и к перцептивным силам. Как и всякое физическое тело, каждая имеющая границы визуальная модель обладает точкой опоры или центром тяжести. Для чего нужно равновесие в создании образа? Несбалансированная композиция, будь то рисунок, расстановка мебели, подбор одежды или цветов и линий макияжа и прически, выглядит случайной, временной. Когда отсутствует спокойствие и ясность, у нас создается впечатление разрушения или неаккуратности. Например, одежда клоуна – красное и голубое, делящее тело пополам – и фигура кажется нелепой, хотя обе половинки туловища и их физический вес равны. Можно с полной уверенностью сказать, что отсутствие равновесия приводит к невозможности восприятия единого целого.
ВЕС. При создании визуальной композиции нельзя забывать и о кажущемся весе. Вес зависит от местоположения детали или предмета. Элемент, расположенный в центре композиции или близко к нему весит меньше, чем другие. Деталь в верхней части кажется тяжелее, чем внизу, а расположенная с правой стороны имеет больший вес, чем с левой. Вес зависит и от размера, естественно, что больший предмет будет и выглядеть тяжелее. Теперь, что касается «веса» цвета, то красный (теплый) цвет тяжелее голубого (холодного), а яркие и светлые цвета тяжелее темных. Например, чтобы взаимно уравновесить черное и белое необходимо площадь черного пространства сделать чуть больше белого. На вес оказывает влияние также форма предмета и направление воспринимаемых объектов. Правильная геометрическая форма всегда выглядит тяжелее, чем неправильная. Например, при сравнении одинаковых по весу и по цвету шара, квадрата и треугольника наиболее тяжелым кажется шар.
НАПРАВЛЕНИЕ. Направление, так же как и вес, влияет на равновесие, т.е. на создание общего впечатления от предмета. Очень важно понять и запомнить, что в вытянутых формах, пространственная ориентация которых отклоняется от горизонтали или вертикали на небольшой угол, это направление становится главенствующим. Самым простым и доступным примером этого правила является немного смещенный шов на когда-то модных чулках со швом!
ПРАВАЯ И ЛЕВАЯ СТОРОНА. Трудная проблема возникает в связи с асимметрией правого и левого. Любой предмет, расположенный справа, выглядит тяжелее левого. Специалисты считают, все, что расположено слева имеет большее значение для наблюдателя, чем то, что расположено в центре или справа. Вспомните, где стоит трибуна оратора, где происходит главное действие на сцене: посередине, а чаще слева. Данное явление связывают с доминированием левого полушария коры головного мозга, в котором содержатся высшие мозговые центры – речь, чтение и письмо.
ОЧЕРТАНИЕ. В сущности, зрение – это средство практической ориентации в пространстве. Зрительный процесс означает «схватывание», быстрое осознание нескольких характерных признаков объекта. (Плохо пропечатанная фотография превратила лицо в несколько серых пятен, но мы его узнаем) Можно сказать, что человеческий взгляд – это, в какой-то степени, проникновение в сущность предмета. А очертание – всего лишь одна из существенных характеристик предмета, улавливаемая и осознаваемая человеческим глазом. Очертание – это граница массы. Но вот интересный пример, мы не видим скрытую сторону мяча, но твердо знаем, что мяч круглый. То, что нам знакомо, выступает как знание, которое прибавляется к непосредственному наблюдению.
Гештальтпсихологи считают, что любая стимулирующая модель воспринимается наиболее простой, т.е. предмет, который мы видим, состоит из небольшого числа характерных структурных особенностей. И чем дальше от нас находится предмет, тем более простой формы фигуру мы видим. При более пристальном рассматривании мы начинаем видеть и детали.
ПОДОБИЕ. При создании любой композиции необходимо помнить и принцип подобия: чем больше схожи между собой части какой-либо воспринимаемой модели, тем сильнее они будут объединяться в целое. Элементы, связанные подобием формы, цвета, размера и т.д., стремятся быть расположенными в одной плоскости. Подобие создает сильный зрительный эффект, формируя и образовывая зрительные модели. И чем проще модели, получающиеся таким образом, тем сильнее они бросаются в глаза, часто разбивая композицию или создавая новую.
Дальнейшее развитие принципа подобия частей находит свое выражение в закономерности, которая имеет дело с внутренним подобием зрительно воспринимаемого объекта: когда существует выбор между несколькими возможностями продолжения кривых (а человеческое тело, хочу напомнить, состоит только из них), то предпочтение отдается тому, которое наиболее последовательно сохраняет внутреннюю структуру. И еще, всегда интервалы между криволинейными отрезками мысленно заполняются нами и достраиваются до полной окружности. Также доказано, что подобие фигур или цветовых пятен выражается не в строгом повторении предыдущего, а в постепенном изменении формы. И глаз зрителя, вынужденный следовать за этим перцептивным движением, видит новую форму!
Теория эстетического восприятия строится на том, что восприятие в основе своей представляет познавательный процесс, определяемый формами и типом зрительного восприятия.
Особый акцент будем делать на том, что эстетическое восприятие не пассивный, созерцательный акт, а активный творческий процесс.
По мнению Арнхейма - автора интереснейшей книги "Искусство и визуальное восприятие", каждый акт визуального восприятия представляет собой активное изучение объекта, его визуальную оценку, отбор существующих черт, сопоставление их со следами памяти, их анализ и организацию всего этого в целостный образ.
В 20-х годах XX века появилось новое направление в психологии - гештальт. Термин гештальт не поддаётся однозначному переводу на русский язык, он обладает целым рядом значений: целостный, образ, структура, форма. И его можно употреблять без перевода, означая целостное объединение элементов психической жизни, несводимое к сумме составляющих его частей. В своих работах гештальтпсихологи уделяли большое внимание проблемам восприятия. Они выступали прежде всего против ассоциативной теории восприятия, господствовавшей в психологических теориях XIX века. Они стремились доказать, что восприятие носит целостный характер и строится на основе создания целостных структур - гештальтов. Вместо абстрактных вопросов о том, как мы видим три измерения, что такое сенсорные элементы, как возможно их объединение, гештальтпсихологи выдвинули реальные и конкретные проблемы: как мы видим вещи такими, какими они являются в действительности; как фигура воспринимается отдельно от фона; что такое поверхность; что такое форма; почему можно, ничего не меняя в предмете, "изменить" его вес, размеры и другие параметры.
Попробуем разобраться, как мы видим, и помочь себе научиться управлять зрительным восприятием.
Итак - любое восприятие есть также и мышление, любое рассуждение есть в то же время интуиция, любое наблюдение - также и творчество. А каждый человек видит и слышит только то, что понимает, и отвергает то, что не понимает.
Часто считают, что глаз похож на фотокамеру. Однако существуют совершенно не сходные с камерой признаки восприятия. Глаз снабжает мозг информацией, кодирующейся в нервную активность - цепь электрических импульсов, которая в свою очередь с помощью своего кода и мозговой активности воспроизводит предметы. Это как буквы при чтении, символы не являются рисунками. Никакой внутренней картинки не возникает! Для мозга это структурное возбуждение и есть предмет.
Наш мозг группирует предметы и простые фигуры и продолжает (дорисовывает) незаконченные линии. Несколько линий - вот что нужно для глаза, остальное доделает мозг в меру своего развития и понимания.
В процесс зрительного восприятия включаются и знания об объекте, полученные из прошлого опыта, а этот опыт не ограничивается зрением, здесь и осязание, и вкусовые, цветовые, обонятельные, слуховые, другие чувственные характеристики этого предмета.
Восприятие выходит за пределы непосредственно данных нам ощущений. Восприятие и мышление не существуют независимо друг от друга. Фраза: "Я вижу то, что я понимаю" указывает на связь, которая действительно существует.
Описывая предметы и вещи, мы постоянно указываем на их соотнесённость с окружающей средой. Ни один предмет не воспринимается изолированно. Восприятие чего-то означает приписывание этому "чего-то" места в системе: расположение в пространстве, степень яркости, цвет, величина, размер, расстояние и т.п. Меняя прическу, мы вдруг замечаем, что лицо немного округлилось. Подбирая фасон платья, мечтаем "вы тянуть" ноги и шею и "уменьшить" объём талии. Мы видим больше, чем попадает на сетчатку глаза. И это не является действием интеллекта!
Кажется невероятным, но любая линия, нарисованная на бумаге или нанесённая на поверхность предмета (в нашем случае на одежду или на лицо), подобна камню, брошенному в спокойную воду пруда. Всё это - нарушение покоя, мобилизация пространства, действие, движение. И зрение воспринимает это движение, это действие.
Здесь вступают в работу перцептивные силы. Являются ли эти силы реальными? В воспринимаемых предметах - нет (конечно, ваш рост не увеличился оттого, что вы надели костюм в вертикальную полоску), но эти силы можно рассматривать в качестве психологических двойников или эквивалента физиологических сил, действующих в зрительной области головного мозга. Назвать эти силы иллюзиями нет основания, они иллюзорны не в большей мере, чем цвета, присущие самим предметам, хотя цвета с физиологической точки зрения - это всего лишь реакция нервной системы на свет с определенной длиной волны.
