«Кому на Руси жить хорошо» по версии Серебренникова - мои впечатления. "гоголь-центр" открыл новый сезон премьерой поэмы "кому на руси жить хорошо" И волос на нечесаной
Новый сезон в «Гоголь-центре» открыли премьерой, сыгранной под эгидой фестиваля «Черешневый лес». Вслед за Некрасовым, режиссёр Кирилл Серебренников задался вопросом: «Кому на Руси жить хорошо?». Ответ на него искал вместе с актёрами. Для начала они вместе отправились в экспедицию по местам жизни автора и героев поэмы. Первой остановкой была Карабиха - поместье Некрасова.
Некрасов писал, что поэму «Кому на Руси жить хорошо» собирал «по словечку». Постановку по этой поэме Кирилл Серебренников начал собирать с поездки с труппой «Гоголь-центра» по России.
Молодых артистов режиссер повёз, чтобы посмотрели, как устроена страна, и чтобы полюбили - что важно! - её именно такой. Говорит, в комфортной столице этого не понять! Играют здесь не про крестьян. Некрасовский текст вложен в уста героев сегодняшних - народа, который оставил противоречивое впечатление у путешественников. Собственно, как и у автора первоисточника.
«Вот этот «кач», этот диапазон - «ты и убогая, ты и обильная, ты и бедная, ты и богатая, ты и ужасная, ты и прекрасная» - диапазон чувств, страстей, качества человеческого - это очень важное свойство России, и это важно для понимания Некрасова», - убеждён режиссёр Кирилл Серебренников.
Как и у Некрасова, спектакль собрали из разных частей, обособленных глав. Принцип коллажа отразился и на жанре. Здесь и перформанс, и драма, и рок-опера. Вторая часть спектакля называется «Пьяная ночь». Она без слов. Построена исключительно на хореографии.
«Мы ушли от истории «пьяных», мы ушли от истории водки, мы ушли от истории греховного мужика в ватнике - мы пришли к какой-то другой реальности вот этого летящего над миром человека, который хочет счастья!», - поясняет режиссёр-хореограф Антон Адасинский.
Собирательный образ «русской женщины» лег на плечи, приглашённой специально для этой постановки, - Евгении Добровольской. В эксперименты Серебренникова с классикой окунается с головой не в первый раз. В экспедицию актриса не ездила.
«Мне не надо ездить по Руси. Я достаточно хорошо это всё знаю. Некрасов - своеобразный поэт, он писал про ту Россию, которую как раз ребята ездили и смотрели, и получился замечательный документальный фильм. Но это всё неосознанно и всё равно в крови», - считает народная артистка России Евгения Добровольская.
И поэма, написанный после отмены крепостного права, и этот спектакль - о свободе и рабстве. О выборе, который делает русский человек. И о «русском мире», границы и суть которого пытаются нащупать создатели спектакля. А на сакраментальный вопрос - «Кому живется весело, вольготно на Руси» - они, как и Николай Некрасов, не отвечают.
Хорошо в Гоголь-Центре зрителям, интеллигентным людям и просто сочувствующим. Посетить это живое театральное пространство может любой неравнодушный к культуре гражданин. Билет на спектакль нужен лишь для прохода в театральный зал, который всегда полон. В центре, созданным талантливым Кириллом Серебренниковым, можно в любой день:
Со вкусом посидеть в кафе, с интересом послушать лекции (перед каждым спектаклем рассказывают об эпохе, драматурге, создают необходимый настрой),
С любопытством побродить и пофотографироваться между инсталляциями,
С любознательностью получить доступ к театральной медиатеке (нужен только паспорт).
А еще, в центре работает "Гоголь-кино" с рассказом и показом отборных премьер и "Гоголь +" - где можно "живьем" побеседовать с актерами, драматургами и режиссерами.
В общем, публику сюда заманивать не приходится, она у Гоголь- центра - особенная, чем-то сродни той, которая в застойные семидесятые была верна Театру на Таганке не только за бесспорную талантливость, но и за его революционность, непохожесть, строптивость.
Спектакль "КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО" - эпопея по силе замысла, по тексту, по духу и по исполнению. Идет четыре часа с двумя антрактами.
Три части, три действия – "Спор", "Пьяная ночь", "Пир на весь мир" - такие разные, словно за вечер вам показывают три спектакля вместо одного. Нужно только настроиться на восприятие сложного многомерного действа. И понятно, почему Кирилла Серебренникова приглашали знаменитые оперные театры. Вторая часть "Пьяная ночь" - чистая опера, сделанная современно, мастерски, увлекательно, сложно. Хочется отметить высочайший уровень вокала актрис Гоголь-центра - Риты Крон, Марии Селезневой, Ирины Брагиной, Екатерины Стеблиной и других.
Полноводная многомерная история завораживает, увлекает, время пролетает почти незаметно. Правда, несколько человек в первом антракте покинули театр, но на качестве и количестве публики это не отразилось.
Я не отношу себя к поклонникам творчества Кирилла Серебренникова, хотя всем сердцем переживаю за его дальнейшую судьбу - как человека, так и свободного творца. Но в данном спектакле, идущим на сцене Гоголь-центра вот уже третий год являющимся неординарным культурным событием, я приняла все. Меня восхитила работа сплоченной дружной профессиональной команды театра. Пластическое решение (Антон Адасинский), вокал и музыкальное оформление (композиторы Илья Демуцкий и Денис Хоров), выразительные костюмы (Полина Гречко, Кирилл Серебренников). Но главное, конечно, режиссерская идея. Мы все когда-то в школе Некрасова проходили без всякого удовольствия, мельком, полагая, что эта поэма - о временах далеких и чуждых, не про нас. А вот наступили времена, когда коснулось всех и еще коснется каждого. На вопрос о том, "кому живется весело вольготно на Руси" сегодня следуют такие неутешительные ответы, что даже у оптимистов глаз тухнет.
Текст Некрасова, переведенный Кириллом Серебренниковым в сегодняшний день, вызывает оторопь. Знаковый трубопровод, проложенный режиссером-сценографом через всю сцену-страну, цепляет все нищее население (бабы в ситцевых халатах да мужики в майках-алкоголичках). Все силы, средства и годы - этой трубе. Оставшееся время заполняют старые телевизоры да водка с мордобоем. В глубине за трубой просматривается стена с пущенной поверху колючей проволокой...куда деваться? - пророчески размышляет художник. И собираются в путь семь мужиков, мучимых вопросами, которые не в силах выразить, решая выспросить у народа: "Кому живется счастливо, вольготно на Руси?".
Как идут они по родной земле, как маются - надо видеть, попутно не забывая читать и перечитывать надписи на многочисленных майках, и слушать сердцем, и думать...думать...
А как отвлекает от вопросов и услаждает слух народная певица в стиле Зыкиной-Воронец - прекрасная Рита Крон.
Многокрасочный спектакль подобен России, местами страшной, грубой, неказистой, но прекрасной, доброй, необъятной...
В постановке много сюрпризов. Например, в третьей части спектакля подуставших зрителей Некрасовские "мужики", бродя по залу, подбадривают стопочкой, потчуя водочкой из ведра тех, кто ответит на вопрос, почему он счастлив. Примитивные ответы типа: "Счастлив потому, что очень нравится спектакль...", - никак не поощряются.
Центральной фигурой финала является монолог "счастливой" бабы. Матрена (Евгения Добровольская) рассказывает о своей русской женской доле так, что никнет все мужское население. Смирение в ответ на унижение - единственное, чем веками держится Русь, бредущая через восстания и революции, застои и перестройки, феодализм, социализм, капитализм...
Что ждет тебя, что хочешь ты, Русь?
Не дает ответа...
Фото Иры Полярной
ГогольЦентр, спектакль "Кому на Руси жить хорошо", режиссер Кирилл Серебренников
Анатомия патриотизма
Сцену поперек перекрывает гигантская бетонная стена с колючей проволокой поверху. Безапелляционная данность. И что бы ни происходило по видимую сторону - драка ли, праздник ли, алкоголическая ли вакханалия, - никто никогда даже не подумает к этой стене подступиться. Хотя, по всей видимости, за ней-то и обитают те, «кому живется весело, вольготно на Руси».
Спектакль же, понятно, про тех, кому не очень. Вот они, «семь временнообязанных из смежных деревень», собираются, опасливо рассаживаются кружком на школьных стульчиках; респектабельный ведущий с микрофоном каждому даст слово. Здесь и потерянный мужичок, явно выхваченный на полпути к Петушкам (Фоминов); и опрятный интеллигент с манерами Леонида Парфенова (Штейнберг); и приземистый поклонник Adidas, не расстающийся с барсеткой (Кукушкин); и сутулый хипстер в очках и балахоне только что из барбершопа (Авдеев) - ему первому расквасят нос, когда в качестве ответа на сакраментальный вопрос он второпях развернет скомканный лист с большими запретными буквами: ЦАРЮ. Впрочем, даже такая броская разнопородность не помешает уже через полчаса всем им, примерив «армяки мужицкие», слиться в едином патриотическом экстазе.
В трех энергичных актах в сопровождении джаз-банда (бас, гитара, ударные, клавиши, труба) Кирилл Серебренников уместил примерно треть необъятного произведения Некрасова. За скобками инсценировки режиссер оставил и богатые пейзажи, и всевозможные подробности крестьянского быта, и игры забытых диалектов, словом, все то, что составляет поэме славу великого исторического документа. Кроме того, в своем путешествии герои спектакля минуют, например, довольно весомого персонажа по имени Поп. Оно и понятно: слишком уж в непогрешимом виде представлен священнослужитель у Некрасова, находившегося под заботливой опекой цензоров. Таким образом, семеро путников, намеревавшихся последовательно побеседовать с каждым из подозреваемых в хорошей жизни (помещик, чиновник, поп, купец, боярин, министр, царь) лишились важного респондента, тогда как встреч с самыми важными персонами Некрасов и вовсе не успел дописать (о чем перед смертью страшно, говорят, жалел). Так что и на сюжетные перипетии ставку делать не пришлось.
Минуя литературные обертоны и эстетические анахронизмы, Серебренников ныряет в суть некрасовского повествования и отыскивает там - сюрприз - наш с вами групповой портрет. Крепостное право отменили уж давно, а народ все шаландается, не умея распорядиться вроде бы долгожданной свободой. Так, например, когда у Некрасова крестьяне подшучивают над маразматическим барином, притворно прислуживая, будто старые порядки вернулись, у Серебренникова герои с хохотом напяливают каракулевые шубы и бобровые шапки, пылившиеся с времен брежневского застоя.
Однако фокус с исторической рифмой имеет место только в первом и третьем актах - «Спор» и «Пир на весь мир», решенных как сумбурный стендап с песнями и переодеваниями. Отданный под ответственность режиссеру-хореографу Антону Адасинскому (создатель культового пластического театра Derevo) центральный акт, «Пьяная ночь», представляет собой лишенное не только слов и (практически) одежды, но и каких бы то ни было исторических признаков телесное неистовство под спотыкающуюся музыку в духе не то «Колибри», не то «Вежливого отказа» (композитор - Илья Демуцкий). Сбившись в кучку, потные мужички и мужичищи то неуловимым образом превращаются из брейгелевских крестьян в репинских бурлаков, то пускаются в разнузданный канкан, то по очереди падают как подкошенные. Эта внезапная энергетическая бомба, с одной стороны, почти буквально иллюстрирует завораживающие свидетельства Некрасова («Народ идет - и падает,/Как будто из-за валиков/Картечью неприятели/Палят по мужикам!»), а с другой - служит контрастным душем физической выразительности между двумя в общем-то эстрадными актами. И если в собранных из актерских этюдов «Споре» и «Пире» тон задает предметный быт именно советской эпохи с эмалированными кружечками, ведерками, беломором и тулупами, то про голоштанную «Пьяную ночь», думается, даже самый западный украинец сможет подтвердить наличие того, что принято называть русским духом - вне конкретной географии и временных границ.
Болезненный парадоксализм русской души, которая горазда «грешить бесстыдно, непробудно», чтобы наутро «пройти сторонкой в божий храм» - фронтальная тема в творчестве Серебренникова, и Некрасов в его послужном списке занял место рядом с Салтыковым-Щедриным, Горьким, Островским и Гоголем. В новом спектакле, как будто суммируя накопленный опыт, герои из давних мхатовских шедевров встречаются с представителями последних премьер худрука «Гоголь-центра». Актриса феноменальной органики, Евгения Добровольская , игравшая самые живые роли в мертвецки-душных «Мещанах» и «Господах Головлевых» в МХТ им. Чехова , здесь впервые выдвинута режиссером на авансцену для сольного воплощения самого жуткого эпизода поэмы («Крестьянка») в лучших традициях психологического реализма. В тех местах, где спектакль особенно остро напоминает разудалое лубок-шоу в духе Николая Коляды, функции тамады разделили вкрадчивый джентльмен Семен Штейнберг, играющий Чичикова в «Мертвых душах» , и обладатель яркой восточной внешности красавец Евгений Сангаджиев . Всего же занято человек двадцать, и второй план тут не обходится без откровений. Чего только стоит вокальный выход миниатюрной Марии Поезжаевой в черном кокошнике - ее напевно-бормотальный ритуал настойчиво, до мурашек напоминает о таящемся в старинных русских песнях языческом космосе, про который мы вряд ли когда-нибудь что-нибудь узнаем.
Из таких вот фрагментов, едва ли склеивающихся в единое целое, но самоценных в своей паранормальной красоте, и складывается суть спектакля. Какую-никакую стройность пестрой, как лоскутное одеяло, работе режиссера призваны придать опорные мизансцены вроде стоп-кадра с остервенелым размахиванием триколора и героическим позированием в сувенирных футболках с портретами Путина и надписями «Я - русский». Благодаря им пазл складывается в убедительную и хорошо нам знакомую историю о том, до чего дошло население, сбрендившее от обрушившейся на него свободы, в поисках собственного я.
Народная трагедия и вечная загадка русской души - в эпическом спектакле Кирилла Серебренникова. Всем влюбленным в жанр «политическая сатира» смотреть обязательно.
«Кому на Руси жить хорошо?». Источник: Ira Polyarnaya.
Спектакль по некрасовской поэме «Гоголь-центр» готовил долго, ездил в экспедицию вместе с Ярославским театром им. Ф. Волкова, премьеру заявлял совместную - на май. В итоге первые показы случились только в сентябре, и без участия ярославских коллег. Успех, несмотря на развернутую в СМИ кампанию против Серебренникова и его театра, случился оглушительный. Публика устраивает сложному мультижанровому действу стоячие овации. И упрекать режиссера и его команду в антипатриотизме явно не собирается.
На сцене - трезвый и злой взгляд на русскую действительность, одинаковую из века в век. Ненависти в ней никакой нет. Есть горьковатый смех и здоровое упрямство - «родину не выбирают». В той, что досталась, - жить, работать и умирать. Демонстрируемая в течение четырех с лишним часов картина «жизни на Руси» - как один большой эстрадный номер. Жутковатый КВН.
В первой части (она носит название «Спор») перед зрителями - ток-шоу, вальяжный паренек из столицы берет в руки микрофон и, смерив циничным взглядом публику, выясняет, кому у нас все же жить хорошо. Публика - семеро мужичков, в сегодняшней версии в их число попали хипстер, интеллигент, алкоголик, вечный борец за правду и прочие узнаваемые персонажи. Один со страхом произносит - «министру», второй - шепотом - «попу», третий разворачивает плакат с надписью «царю». Ни один из некрасовских ответов специально актуализировать не приходится, - достаточно их просто воспроизвести со сцены, чтобы главный посыл спектакля - «мы никогда не умели, не умеем и, видимо, не будем уметь жить свободно» - стал совсем уж прозрачным.
«Кому на Руси жить хорошо?». Источник: Ira Polyarnaya/Гоголь-центр
Сценография тоже говорящая. Через всю сцену протянута газовая (а может быть, нефтяная) труба. На самый ее край накинут ковер, кое-где протянута колючая проволока. Вечный застенок, тюрьма, к которой уже попривыкли.
Одна из самых ярких сцен спектакля - «про холопа примерного, Якова верного». Раб не выдержал издевательств барина и повесился на его глазах, чтобы отомстить. Режиссерский прием обескураживающе прост - Серебренников показывает крупные планы: снятые на камеру лица действующих лиц. На одном написаны одновременно униженность и отчаянный протест, на другом - самодовольное хамство и трусость.
Вторая часть («Пьяная ночь») решена совершенно неожиданно - через танец. Хореография Антона Адасинского бьет под дых. Вся сцена «усеяна» раздетыми телами «мужиков», они бьются в конвульсиях, упрямо встают и снова падают как подкошенные. Весь цвет женской половины труппы в это время устраивает фантастическое модное дефиле. В громоздких русских сарафанах от кутюр они вышагивают по сцене и поют жутковатую песню «Смерти нет».
«Кому на Руси жить хорошо?».
Идея сочинить совместный спектакль с ярославским театром им. Федора Волкова возникла у Кирилла Серебренникова не случайно. Ярославская земля - родина Некрасова. А его нескончаемая поэма-плач, поэма-смех, поэма-вербатим "Кому на Руси жить хорошо?", казалось, попадает в самое сердце нынешних русских проблем. В сопровождении энтузиастов и "сталкеров" они шли сквозь заброшенные деревни и удивительную природу, мимо потрясающих музеев и распавшейся, давно ушедшей жизни.
Начали, конечно, с Карабихи, родины Некрасова, а потом двинулись вглубь губернии. "Малые города - Рыбинск, Пошехонье, Мышкин, некогда богатые села - Пречистое, Поречье, Кукобой - еще как-то еле-еле живут, а вот вокруг них пространство, заросшее лесом, бурьяном, борщевиком, где больше нет почти ничего", - рассказывал Серебренников.
Многим могло показаться, что спектакль двинется в сторону вербатима, документальных, опасных разговора с теми, кто ныне живет там и ищет ответ на вопрос некрасовских мужиков. Не по этой ли причине Ярославский театр в качестве партнера отпал, и Гоголь-центр в итоге сделал спектакль самостоятельно, выпустив премьеру на пике самых тревожных разговоров о своем будущем. Но оказалось, что никакого иного текста Серебренникову и его прекрасным актерам не понадобилось. Поэмы Некрасова с лихвой хватило на три часа сценических фантазий и приключений самого диковинного свойства, а из экспедиции в Карабиху актеры вывезли еще и материал "Запретных сказок" Афанасьева, поначалу планируя скомбинировать их с поэмой. Но эти сказки стали основой для еще одного спектакля, который станет частью дилогии про "русский мир".
Пристроиться заново к тексту, который со школьных времен казался скучной частью обязательной "программы", вернуть театру возможность вновь - через всю советскую и постсоветскую цензуру, какая бы она ни была - проговорить, разыграть сказовый, "почвеннический", некрасовский раек - уже дело немалое. Оказалось, что именно Серебренникову, всегда и только про Россию думавшему, уже расслышавшему ее через прилепинских "отморозков" и инфернальную механику "Мертвых душ", через "лесных" персонажей Островского и горьковских "мещан", через дьявольский бюрократизм стирания человека в тыняновском "Киже", - только ему и удалось взяться за этот диковинный "гуж" и открыть сцене новые поэтические миры. Вспаханный театром этот поразительный текст зазвучал яростными, пугающими, безнадежными и жизнетворными голосами реальной, не сочинённой жизни. Следуя не букве, но духу некрасовской поэмы, очень разной по своему поэтическому и содержательному строю, он разделил спектакль на три совершенно разные - в том числе и жанрово - части.
В первой - "Спор" - семь молодых актеров Гоголь-центра встречаются с некрасовскими мужиками, примериваются к ним из XXI века. Рассказчик - этакий московский умник, житель Садового кольца - с изумлением, повторяющим то, что сопутствовало ребятам в их ярославской экспедиции, открывает для себя их неведомый…и знакомый мир. Вот очкарик-диссидент со всех русских болотных площадей, вот уличный разбойник, вот мученик рабства, вот вояка. Мы узнаём их в их телогрейках и майках, в их джинсах и рванье, в их камуфляже зэков и охранников, вечно готовых пойти на "бой кровавый". Про царя говорят шепотом, про попа и вовсе - одними губами, про министра государева - со страхом… Здесь и актуализировать нечего - некрасовский мир нескончаемо воспроизводит себя на святой Руси, повторяя все те же слова и про царя, и про попа, и бесконечно впрягаясь в новое ярмо, новую лямку бурлаков.
Несколько историй удерживают это повествование на натянутом нерве, и среди них сильнейшие - "про холопа примерного, Якова верного", любившего свое рабство больше всего на свете, пока не воспылал ненавистью и не повесился ему в отместку; и - главная - последыши, про тех, кто ради больного барина продолжал разыгрывать крепостное рабство, точно оно не кончилось в 1864 году. Вот это самое состояние "русского мира" на границе между рабством и свободой, жизнью и смертью, унижением и восстанием, грехом и святостью - вослед за Некрасовым - и исследует Гоголь-центр.
Призвав на помощь Антона Адасинского с его экспрессивной, страстной хореографией, двух композиторов - Илью Демуцкого (автор балета "Герой нашего времени") и Дениса Хорова, нарядив актрис в невероятные "русские" сарафаны "от кутюр", вооружив их саксофонами и электрогитарами, фольк-джазовыми композициями и народными хорами, энергией языческого русского мелоса и рок-н-ролла, Серебренников превратил поэму Некрасова в настоящую бомбу. Когда во втором - хореографическом - акте "Пьяная ночь" телами мужиков будет "засеяна" огромная, открытая до кирпичной стены сцена Гоголь-центра, а колдовские девичьи голоса завоют над этим мертвым (пьяным) полем свои почти эротические смертные песни, покажется, что явился в современном театре тот самый трагический дух, которого давно не бывало.
В третьей части из хорового начала выделилась одна душа - женская - чтобы превратить народную трагедию в песню судьбы. Подливая "мужичкам" водочки Евгения Добровольская - Матрена Тимофеевна - возвращает в русский театр интонацию великих трагических актрис прошлого. Поначалу даже кажется, что этого не может быть, что ее разрывающая душу исповедь только играет в трагедию - вполне постмодернистки. Но уже через несколько минут нет сил противиться той боли, которой она отдается вся целиком, и возвышающейся над ней силе духа. Конечно, на смену этой долгой исповеди придет хоровой, рок-н-рольный финал, выстроит свои непростые отношения с "Русью" Некрасова, пропоет - без смущения, наотмаш и всерьез - его слова про "могучую и бессильную", и покажется, что рать, которая поднимается, похожа на Якова верного, самого себя убивающего в непознанной своей силе и слабости.
