Старообрядческие книгописные школы конца XVII – начала XX века и их художественные особенности. Искусство благочестия — это звучит
В культуре c тарообрядцев книга по праву занимает особое место, поскольку раскол Русской православной церкви начался именно с книжной реформы.
Начало раскола относится к 1653 г., когда из типографии Московского Печатного двора вышло измененное издание Псалтыри. Затем последовала книжная справа – организованное патриархом Никоном очередное исправление богослужебных книг. Выход в 1655 г. исправленного Служебника оказался роковым для судеб русского общества.
Таким образом, все богослужебные книги в середине XVII в. разделились на две группы – старые, дониконовские, и новоисправленные, никонианские.
Старообрядцы и по сей день придерживаются старой дониконовской книжной традиции и с особым уважением относятся к рукописям и старопечатным изданиям дониконовского времени.
Монополия государства на книгопечатание не позволяла старообрядцам издавать литературу, отвечавшую их духовным запросам. Это привело к тому, что на протяжении полувека, старообрядчество вынуждено было обходиться дореформенными изданиями, дополняя их сочинениями, переписанными от руки. Рукописная традиция старообрядцев не погибла. Она с успехом прошла все испытания времени и, при некоторой неизбежной трансформации, сохранилась до наших дней.
Старообрядческая рукописная книга.
Старообрядческая рукописная книга является совершенно особым типом рукописной книги, опирающийся как на древнерусские традиции книгописания, так и на традиции книгоиздания.
Переписывая книги староверы старались подражать древним образцам не только в украшении, но и манере письма. Основной текст писался «полууставом» черными чернилами. Заглавия исписывались киноварью (красными чернилами). В названиях нередко использовалась «вязь», а в заключительной части текста помещалась орнаментная концовка. Богато украшенные рукописи открывались заставкой-рамкой – в подражание старопечатным изданиям. Начало произведения украшали инициалы, буквицы и миниатюры.
Особым богатством и разнообразием орнаментики отличались певческие рукописи.
В старообрядческой традиции сложилось два основных художественных стиля оформления рукописей – поморский (у староверов-беспоповцев) и гуслицкий, а также примыкающий к нему ветковский (у староверов-поповцев).
Традиционный поморский орнамент – это черный контур основного рисунка, свободное поле заполнено золотом и приглушенными тонами зеленого и малинового. Основной рисунок также состоял из излюбленных элементов – характерного барочного широколистного растительного орнамента с обязательными «виноградом» малинового цвета.
Гуслицкий стиль назван по наименованию исторического региона Гуслица в Богородицком уезде на юго-востоке современной Московской области. Они отличаются ярким пышным орнаментом, совмещающим русское узорочье, элементы московского старопечатного орнамента и европейского барокко; орнамент исполнен в многообразии оттенков синих, красных, малиновых, зеленых и желтых тонов или с золотом, с изображениями птичек.
В богослужебной практике староверы Эстонии гуслицкие певческие рукописи не используют, так как они отражают иную традицию церковного пения, в отличие от привычной в этом регионе. Тем не менее гуслицкие рукописи иногда встречаются в местных книжных собраниях; можно предположить, что они появились здесь в ХХ в., когда началось официальное общение представителей старообрядческих согласий на различных съездах, конференциях и встречах.
В настоящее время оригинальные поморские рукописи можно увидеть практически в любой общине староверов Эстонии.
Всё рукописное наследие староверов Эстонии состоит из двух основных частей - Причудского рукописного собрания Древлехранилища Пушкинского дома в Санкт-Петербурге и книжности, сохраняющейся в моленных, домах староверов и их наследников в Тарту, Тартуском уезде и Таллинне.
В ходе археографических экспедиций в Причудье 1958-1979 сотрудниками Древлехранилища Пушкинского Дома было вывезено более 200 книг, что и составило Причудское рукописное собрание.
Старообрядческое книгопечатание.
Сокращение фонда дониконовских изданий в связи с износом в процессе обращения, а также целенаправлення политика царского правительства по их изъятию и трудоемкость воспроизводства книг путем переписки заставили старообрядцев искать пути к печатному способу изготовления книг.
Первые положительные результаты в деятельности старообрядцев на поприще книгоиздания относятся к самому началу XVIII в. После публикации нескольких изданий, выпуск их прервался и был возобновлен только в конце 60-х гг. XVIII в.
Невозможность организации книгопечатания в России заставила старообрядцев обратить свой взор к соседней Речи Посполитой, где и располагалось большинство этих центров и, где книгоиздательство было свободно от государственного диктата.
В результате с конца 70-х до середины 90-х гг. XVIII в. в Виленской, Почаевской, Супрасльской униатских типографиях, а также частной типографии П. Дюфора в Варшаве и Гродненской муниципальной типографии было напечатано около ста пятидесяти изданий для старообрядцев. В Вильне старообрядческие издания печатались и позже – приблизительно до 1810 г.
Шрифты и орнаментика для этих книг изготавливались специально местными мастерами по образцам дониконовских изданий Московского Печатного двора.
Новый подъем старообрядческого книгоиздания приходится на 60-е гг. XIX в. Если в истоках старообрядческого книгопечатания владельцами, арендаторами типографий и заказчиками книг являлись купцы, то теперь – это были главным образом крестьяне и мещане.
В последней четверти XIX в. среди старообрядцев получило широкое распространение производство книг гектографическим способом, на стеклографе и другими способами тиражирования.
Возможность легального книгоиздания старообр ядцы получили только в 1905 г. Эта дата стала рубежной в переходе к следующему этапу старообрядческого книгопечатания, который характеризовался расширением географии типографий, повышением профессионализма печатников, увеличением размеров самих типографий и внедрением в производство новейшей техники.
Культура, как и цивилизация, это родовое понятие бытия человека, где и воссоздается его социальная природа. Единство прошлого-настоящего-будущего, самореализуется в семиотике культуры – в практике замены действия человека на знак и символ. По А. Ф. Лосеву орнаментальные, изобразительные формы культуры и искусства олицетворяют собой символ, значения которого свернуты в знаке.
Можно говорить о том, что артефакты с изобразительными мотивами являются знаковой системой традиционной культуры. Л. В. Панкратова в своей статье «Заслоняющий от бед и дающий изобилие…» приводит слова лингвиста и филолога В. Н. Топорова о том, что узоры, организованные как «правильные», ритмически повторяющиеся последовательности знаков (тексты культуры), являются сакрально отмеченными. Эта особенность позволяет выявить вещи, обладающие повышенным семиотическим статусом, следовательно, отчетливо реализующие знаковую функцию.
Таким статусом обладает артефакт традиционной русской культуры -старообрядческий пояс. А коллекция этих предметов в музейном собрании позволяет изучить знаковые явления традиционной русской культуры допетровской эпохи.
Такой эмпирической основой исследования изобразительных элементов на старообрядческих поясах является собрание этих артефактов в Восточно-Казахстанском областном архитектурно-этнографическом и природно-ландшафтном музее-заповеднике (г. Усть-Каменогорск). Коллекция была собрана на территории Юго-Западного Алтая, явившейся очагом старообрядчества на протяжении трех столетий. Здесь, с XVIII века проживали две этногруппы переселенцев, так называемые «каменщики» и «поляки». «Каменщики» обосновались по р. Бухтарме. Их предки, беглые горнозаводские рабочие, вследствие религиозных преследований и непосильного труда «забежали» в наиболее недоступные горные места, то есть «в камень», откуда и идет их название. Предки «поляков» поселились в долинах рек Ульбы и Убы, а также у правых притоков Иртыша в ходе правительственных переселений в Сибирь из Польши, точнее с Ветки и Стародубья, где они локально жили долгое время. Изучение старообрядческого населения в любом районе представляет большой этнографический интерес ввиду того, что население это в силу своих религиозных убеждений является приверженцем всего старого и хранителем древних традиций .
Несколько слов о коллекции старообрядческих поясов Восточно-Казахстанского областного музея-заповедника. В данное время она насчитывает около 600 предметов. Орнаменты старообрядческих поясов, как правило, раппортные. Они различны и зависят от техники исполнения, что в свою очередь может являться принципом систематизации. Из систематизированных 129 поясов тканых на дощечках, 205 браного и закладного ткачества, остальные выполнены ремизным ткачеством, сплетены на швейке, связаны крючком или на спицах.
Пояса браного, выборного, закладного ткачества насыщены геометрическими орнаментами: ромбами, репьями, косыми крестами, гребенчатыми полосами, простыми и усложненными свастикальными элементами. Сочетаться могут не более двух основных орнаментов, один бывает вписан в другой. По всей длине пояса часто выполнен один «линейный» узор. Данный вид относят к традиции старообрядцев «каменщиков».
Пояса, тканые на дощечках, также имеют геометрические узоры, но они характеризуются как мотив. К ним относятся ряды волн, зигзагов, полос, взаимопроникающие уголки, треугольники, ромбы, а также меандровидные элементы и т.д. На некоторых экспонатах кроме названных мотивов присутствуютантропоморфные изображения и буквенные сочетания.
Особой разновидностью декоративных элементов таких поясов является «письменная» речь. Местное население определяло их как «именные» или пояса «со словесами». Подобный творческий подход к оформлению одежды, характеризует традицию староверов-«поляков».
Для удобства изучения предметы в коллекции разделены на пояса с текстами псалмов, молитвами, пояса-письма, с датами изготовления и др. Встречаются пояса,где текст занимает большую часть,где орнаменты находятся между словами, или такие, где друг за другом вытканы (в качестве декоративного элемента) нечитаемые вместе буквы, иначе говоря, имитация текста. Все это позволяет говорить об определенной роли надписей на поясе.
Пояса с текстами псалмов, Великого покаянного Канона, Исусовой молитвы изготовлены жительницами Глубоковского района Восточно-Казахстанской области в селах Пихтовка, Тарханка, Черемшанка, Быструха. В коллекции музея таких поясов шесть. В такой пояс вкладывался особый смысл, он становился символом веры.
Особое отношение к поясам с молитвой стало причиной их целостности, неделимости. Подтверждением тому служат поделенные пополам браные широкие пояса с раппортным геометрическим орнаментом из музейной коллекции. По свидетельству исследователя Н. И. Шитовой, орнаментированные пояса могли поделить, целостность изделия с молитвой не нарушали.
Фразы религиозного содержания имеют значение усиления основного православного смысла ношения пояса старообрядцами - приравнивание его к кресту, аналогия с Исусом Христом, который носил «пояса» и т.д.
Согласно семиотической концепции, необходимым условием, при котором предмет, вещь, жест и другое могут стать знаками, является наличие коммуникативного процесса, в котором они несут особую информацию.
Предметной, жестовой, поведенческой функцией письма, формой сердечного послания обладали «пояса с лирическими фразами» или «лирические пояса». При этом их адресат оставался « incognito»: “Кого люблю, тому дарю…” или “…сей пояс, ткан на имя тому, кто мил сердцу моему. Носить, не терять, меня не забывать…” или «Сизенький мой голубочек, отнеси сей пояс тому, кто мил сердцу моему. Лети, завивайся никому в руки не довайся».
Функции текстов с нерелигиозным содержанием на поясах в литературе прописаны неясно. Соответственно, вопрос наличия дополнительной смысловой нагрузки данных предметов остается открытым.
Проведение контент-анализа нерелигиозных надписей на поясах, с целью выявить их функции, как явлений культуры позволило приблизиться к ответу.
Объектом исследования были взяты 50 поясов «со словесами» в фондах Восточно-Казахстанского областного музея-заповедника, предметом стали сами тексты на поясах.
Сравнительный анализ выявленных двух контекстов «именная надпись» и «лирическая надпись» показал, что содержание весьма примитивных, казалось бы, текстов вытканных на старообрядческом поясе, позволяет с той или иной долей уверенности судить о поведении, намерениях участников культурного общения.
В мире традиционной культуры, где отождествлялись объект и субъект, вещь была неотделима от человека. Одежда представлялась не только внешним покровом тела, но и его продолжением. С передачей одежды другому человеку ему как бы передается часть «своего», личного пространства владельца. Например, косвенное значение передачи предмета члену семьи фиксируют вытканные имена авторов изделий в именительном падеже («СЕЙ ПОИС ТКАЛА ДЕВКА АПИСТ ИМЕЯСИЛА НТИВНА»). Важным являлись авторство, и адресат, т.е. кто выполнил и кому предназначается. На поясах с именами чаще всего адресат известен. Народные названия таких поясов «именные» или «именники» означали, наверное, еще и «личный», «свой». Даты, вытканные автором изделия, придавали важности надписи. Указательное местоимение «сей» в значении «этот», «именно такой», «данный», «соответствующий чему-либо», «не другой» было началом текста большинства поясов этого вида.
В надписи с семантикой просьбы адресат часто скрыт под оборотом « тому, кто мил сердцу моему». Это немного иная коммуникация, с элементом творчества. С этой надписью на поясе передавали возвышенные, конечно, скрытые от всех до поры, чувства. Унести, подарить, вручить и т.д. предмет высоких отношений поручали «сизенькому голубочку». Предположительно, это довольно частое обращение призвано было скрыть автора послания, вытканного на поясе, создать интригу в творческом лирическом общении.
Анализ содержания нерелигиозных надписей на старинных старообрядческих поясах показал многоплановость их значения. Как социологическое явление дарственные и сердечные послания призваны были осуществлять коммуникативную функцию вербального общения, но с разным ядром – как подарок, оберег и как сердечное послание. Первое и второе могли сочетаться в одном предмете.
Текст на поясе в качестве изобразительной формы наравне с орнаментом является символом народного искусства и культуры. Но орнамент как действие, заключенное в знаке, – это отражение биологического, природного начала, а текст – социального. Замена действия на слово, выступающего в роли знака, реализует здесь местами утерянное взаимодействие прошлого, настоящего и будущего.
Изучение старообрядческого пояса на эмпирической базе - коллекции Восточно-Казахстанского музея-заповедника, собранной в регионе, который на более чем триста лет стал одним их самых крупных очагов староверов, позволяет понять значение, взаимосвязь и неразделимость, а также целостность всех аспектов, объектов и деталей данной субкультуры, где общее зависит от частного, а частное от общего.
Привалова В. М. Орнаментальная культура. Аналитический обзор символов и знаков геометрического орнамента в антропологической картине мира // Известия Самарского научного центра РАН, 2010. №3-1. [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 31.08.2016).
Панкратова Л. В. «Заслоняющий от бед и дающий изобилие. . . » // ВААЭ, 2013. №1 (20). [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 15.09.2016).
Честнейшина Н. Н. Полисемантическая структура старообрядческого пояса: к проблеме прочтения // V Всероссийский фестиваль науки. XIX Международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (г. Томск, 20–24 апреля 2015 г.): В 5 т. Т. IV: История. Философия. Культурология. Социальные науки / ФГБОУ ВПО «Томский государственный педагогический университет». – Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2015. – 368 с. С. 236-241
4 Шарабарина Т. Е. Честнейшина Н. Н. Каталог. Традиционная одежда русских крестьян. Пояса. Конец XIX – начало XX века. Часть I . Пояса тканые на «кружочках». (На правах рукописи). Усть-Каменогорск, 2014. 93 с.
Шитова Н. И. Символика креста и молитвы в одежде уймонских старообрядцев // Известия АлтГУ, 2009. №4. [Электронный ресурс]. Систем. требования: PDF-XChange Viewer. URL: http://cyberleninka.ru (дата обращения: 01.09.2016).
Н.Н. Честнейшина
О роли орнамента и текста на поясах старообрядцев Юго-Западного Алтая //
Орнаментика в артефактах традиционных культур.
Материалы Пятнадцатых Санкт-Петербургских этнографических чтений.
СПб, 2016. С. 23-26
Открыла презентация книги об орнаментах рукописных старообрядческих книг, которую представляла ее автор – Варвара Каширина – доктор филологических наук, преподаватель палеографии Российской академии живописи ваяния и зодчества Ильи Глазунова.
Книга «Орнамент старообрядческих рукописей. Поморье. Гуслицы» вышла в 2015 году. В ней систематизированы и опубликованы образцы орнаментов и буквиц нескольких рукописей из собрания Музея имени Андрея Рублева.
Варвара Каширина:
Особенности орнаментов старообрядческих книг
Среди рукописных книг своими затейливыми узорами выделяются старообрядческие рукописи. Орнаментальные узоры указывают не только на принадлежность рукописи к старообрядчеству, но и позволяют сразу определить, к какому согласию принадлежит книга.
Основные элементы орнаментального декора книг
– заставки-рамки (служат для обрамления текста на титульном листе, фронтисписе и т. п.);
– заставки (предназначены для украшения начальных разделов текста, большие заставки – для основных разделов, малые заставки – для второстепенных);
– инициалы (заглавные буквы укрупненного размера в начале текста, выступают как связующее звено между заставкой и текстом, соответственно могут быть большими и малыми);
– полевые украшения (украшения на полях рукописи, как правило, в начале раздела текста).
– концовки (завершают текст отдельных произведений, глав и т.д.)
Художественные особенности книжного орнамента поморского типа
Заставки, в которых доминирует золото, красный и белый цвет, органично сочетают особенности художественного оформления старопечатных книг с орнаментом народного прикладного искусства. Приемы и формы стилизованного старопечатного орнамента, пришедшие в русскую книгу из западных изданий: крупные барочные цветы, «крины» европейского барокко для придания объемности снабжены легкой темной подштриховкой.
В заставках присутствуют образцы народного стилизованного орнамента растительных форм, которые сочетаются с характерными природными элементами Северного края: гроздей морошки, ягод брусники, клюквы. В орнамент во множестве включены фигурки чаек с веточками в клювах.
Миниатюра Андрей Денисов и заставка из его жития (1810-е гг.)
В инициалах присутствуют длинные орнаментальные ветки-отростки, стелющиеся иногда вдоль всего поля листа. В орнаментальных украшениях на поле первого листа может присутствовать изображение птицы Сирин как напоминании о рае.
В Поморье ко второй половине XVIII в. сформировался особый тип письма, получивший название поморского полуустава. Это было строгое, почти вертикальное, четкое и убористое письмо, ориентированное на старопечатные шрифты, украшенное киноварными инициалами с тонкими орнаментальными отростками, иногда необычайно пышным.
Художественные особенности книжного орнамента гуслицкого типа
Гуслицкие заставки отличаются ярким орнаментом, совмещающим русское узорочье и элементы европейского барокко. Краски всегда яркие, насыщенные: синий, голубой, розовый, бирюзовый, желтый с оранжевым оттенком, с середины XIX в. – в сочетании с обильным золочением. В отличие от поморского, гуслицкий орнамент лишен той графичности, которую придает штриховка чернилами.
В гуслицком орнаменте присутствует цветная штриховка, употреблявшаяся художниками для моделировки объемов или при раскраске элементов украшений. Штриховка делалась цветом основного тона раскраски, накладывалась или по белому фону бумаги, как бы обрамляя основную раскраску, или поверх основного тона более темным цветом. Яркая манера раскраски веерообразными пучками цвета из одной точки была тесно связана с народным искусством раскраски деревянной утвари и посуды.
Заставки-рамки часто занимают всю страницу и представляют собой художественно-законченную композицию, в которой присутствуют вертикальные колонны, обвитые криулем (ведущим стеблем), а также горизонтальные основания для трех разделов рисунка. Верхний ярус имеет некую динамику, устремление ввысь. Возможно, наличие этих полос, или ярусов, соответствуют трем мирам – подземному, наземному и небесному – мотив, характерный для народного декоративно-прикладного искусства.
В инициалах присутствует лишь один пышный стебель-цветок вьюна, расположенный рядом и вровень с инициалом. Внутренняя часть букв, всегда объемных и широких, декорирована цветными (иногда с золотом) завитками орнамента. Часто ножки больших инициалов украшены чередующимися разноцветными орнаментальными полосами. Инициалы, в основе своей восходящие к старопечатным, дополнены необыкновенными цветами, травами и виноградными гроздьями.
Инициалы украшались по-разному, в зависимости от того, какое песнопение в службе они начинали. Заглавные стихиры на «Господи воззвах» на Великой вечери чаще всего были полихромными. Киноварные инициалы в первых стихирах, как правило, с более пышной орнаментикой, во всех последующих стихирах – украшены более скромно.
Раскол русской церкви середины XVII в., вызванный реформами патриарха Никона, глубоко потряс всю Россию. Каждый человек был поставлен перед труднейшим выбором, и далеко не все согласились проявить требуемый конформизм и лояльность к власти. Сильнее заботы о мирском благополучии оказалась преданность "вере отцов и дедов" - освященной веками национальной церковной традиции. Противников реформы стали жестоко преследовать: приверженность к старообрядчеству влекла за собой предание гражданскому суду и публичную казнь - сожжение в срубе. Гонение за веру вынудило многих покинуть обжитые места, бежать из центра России на окраины. Громадная духовная сила, подкрепляемая осознанием своей ответственности как последних хранителей и защитников "древлецерковного благочестия", - вот то единственное, что помогло старообрядчеству не только пережить времена гонений, но и внести весьма заметный вклад в экономическую и культурную жизнь России в XVIII - XX вв. (вспомним хотя бы фамилии Морозовых, Гучковых, Прохоровых, Щукиных, Рябушинских и др.). История Выго-Лексинского старообрядческого общежительства - также один из наиболее ярких примеров подобного рода.
Выговская пустынь , лежащая к северо-востоку от Онежского озера и получившая свое название от протекающей здесь реки Выг, идеально подходила для прибежища гонимых старообрядцев: глухие, непроходимые леса и болота, отсутствие поселений, удаленность от административных центров. Уже в 80-е годы XVII в. сюда стали стекаться и основывать здесь скиты старообрядческие иноки, выходцы из северных монастырей (главным образом из Соловецкого); позже началось приобретавшее постепенно все более массовый характер переселение окрестных крестьян, которые основывали на новых местах старообрядческие поселения, расчищали земли под пашню и сеяли хлеб. Из соединения двух таких поселений - толвуянина Захария Дровнина и другого, основанного бывшим церковным дьячком из Шуньги Даниилом Викулиным и посадским человеком города Повенца Андреем Денисовым, - в октябре 1694 г. и возникло Выговское общежительство.
С ожжение протопопа Аввакума, дьякона Федора, Лазаря и Епифания.
Миниатюра из лицевой рукописи конца XIX - начала XX в. ГИМ.
Вначале оно было очень небольшим. Поздней осенью 1694 г. построили столовую, где происходили моления, хлебню, ригу, две келии. Первые выговские жители (их число не превышало 40), как свидетельствует историк пустыни Иван Филиппов, жили "нужным и скудным пустынным житием, с лучиною в часовни службу отправляюще и икон и книг в часовни скудно и мало вельми. А колокол тогда не было, в доску звониша, и дороги с волостей к ним в пустыню тогда еще не было, на лыжах с кережами хождаху". Но стремление построить во враждебном мире свое "прибежище верных" и известное старообрядческое трудолюбие совершили настоящее чудо. Уже через четыре года Выг располагал хорошо налаженным многоотраслевым хозяйством - большие площади были распаханы под пашни, заведены огороды, разведен скот, организованы торговля, морские звериные промыслы и различные кустарные производства. Как выясняется из новонайденных документальных источников, в 1698 г. число выговских насельников уже достигало двух тысяч человек.
Миниатюра из лицевой рукописи конца XIX - начала XX в.
Даниил Викулов и Петр Прокопъев с изображением "Прекрасной пустыни".
Настенный лист. 1810-е годы. ГИМ.
Первый период истории Выга, длившийся до начала 10-х годов XVIII в., был одним из самых трудных. Положение постоянно растущего общежительства оставалось неопределенным, любой донос и решение начальства могли разрушить требовавшее таких усилий начинание. Когда в 1702 г. Петр I с войском проезжал по знаменитой "Осударевой дороге", проложенной по вековому лесу и болотам от Нюхчи до Повенца, всю старообрядческую округу охватил страх: одни готовились пострадать за веру, другие - покинуть уже обжитые места. Царю донесли, что здесь неподалеку живут старообрядцы-пустынники, но Петр, более занятый предстоящей осадой Нотебурга, ответил: "Пускай живут", - и "проехал смирно", с радостью замечает летописец. В 1705 г. поселение на реке Выг было приписано к Повенецким железным заводам, и одновременно с обретением официального статуса оно получило свободу вероисповедания и богослужения. С этого времени значительно возрос приток на Выг старообрядцев не только из окрестных мест, но и со всей России. Спасаясь от преследований, сюда стекались выходцы из Москвы, Поволжья, Новгорода, Архангельска, Устюга Великого.
Андрей и Семен Денисовы с изображением
Выговского общежителъства. Настенный лист. 1810-е годы.
Постепенно жизнь пустыни стала организовываться по монастырскому чину. Следуя заложенному с самого начала общежительства принципу раздельного проживания мужчин и женщин, поселение было обнесено оградой и разделено стеной на две половины - мужскую и женскую (позднее женская получила название Коровий двор). В 1706 г. в 20 верстах от мужской Богоявленской обители, стоявшей на реке Выг, построили женскую - Крестовоздвиженскую - на реке Лексе. Первой настоятельницей стала родная сестра Андрея Денисова Соломония. Общежительства были окружены многочисленными скитами (где разрешалось проживание семьями), административно подчинявшимися выговскому собору. Середина 10-х годов XVIII в. - переломный момент в истории пустыни.
Сборник житий русских святых. Выг, 20-40-е гг. XVIII-го века. ГИМ.
Именно тогда общежители, осознав Выг как свою духовную родину и отечество, обрели "культурную оседлость". Вкратце события были таковы. С 1705 г. выговцев семь лет подряд преследовали неурожаи и голод. Очень остро встал вопрос о переходе на другие, более плодородные земли. С этой целью купили землю в Каргопольском уезде на реке Чаженге. Для оформления покупки и переселения в Новгород с челобитной был послан младший брат настоятеля Семен Денисов. Но в Новгороде он был по доносу схвачен и заточен в тюрьму, где ему пришлось провести четыре года. От исхода этого дела, в котором оказались задействованы самые высокие духовные и государственные власти, а именно новгородский митрополит Иов и царь Петр I, зависела судьба всего общежительства.
Многочисленные литературные памятники, относящиеся к данным событиям, раскрывают тот духовный переворот, который пережили в это трудное четырехлетие выговцы. Они осознали себя как единое целое, свою преемственность по отношению к раннему старообрядчеству, значение общежительства как последнего оплота древнего благочестия и, отказавшись от задуманного плана переселения, окончательно связали свою судьбу с Выгом. Последовавшие затем двадцать с небольшим лет были периодом наивысшего расцвета, когда в настоятельство Андрея, а после его смерти в 1730 г. - Семена Денисова были заложены основные традиции духовной жизни пустыни, созданы общая историческая концепция, литературная, иконо- и книгописная школы, выработаны уставы общежительства. К этому же времени относятся и многочисленные хозяйственные достижения Выга: полное обустройство мужской и женской обителей, организация широкой хлебной торговли, постройка пристани в Пигматке, на берегу Онежского озера. Благодаря умелой и тонкой политике руководителей, общежительство сумело упрочить свое официальное положение и, найдя сочувствующих в высших сферах власти, обезопасить себя от негативных последствий общегосударственной политики по отношению к старообрядчеству.
Панорама Выговского общежителъства. Фрагмент настенного листа
"Родословное древо Андрея и Семена Денисовых". Выг, первая половина XIX в.
Таким образом, уже в первой половине XVIII в. Выговская пустынь превратилась в крупнейший в стране экономический, религиозный и культурный центр старообрядцев - своеобразную старообрядческую столицу на Севере России. Подъем хозяйственной деятельности продолжался и в последующие годы. В 40 - 70-х годах XVIII в. на Пигматской пристани было заведено судовое строение, построены две пильные мельницы, на Выгу - две больницы и столовая, на Лексе - новая часовня. Может быть, потому, что ученики братьев Денисовых, стоявшие у руководства пустыни в эти годы, больше внимания уделяли экономическому благополучию, в какой-то мере снизился духовный потенциал общежительства, появились сочинения, обличающие упадок нравов и неблагочинное поведение скитян. С 80-х годов XVIII в. начинается возрождение Выга, период обновления традиций и расцвета художеств. Андрей Борисов, выходец из московской купеческой семьи, знакомый с сочинениями французских просветителей (в 1780 - 1791 гг. - наставник пустыни), хотел организовать здесь настоящую старообрядческую академию. Но осуществлению его замысла помешали три сильнейших пожара 1787 г., когда в полмесяца сгорели почти дотла Выговское и Лексинское общежительства и Коровий двор. За год отстроились вновь; и если не была создана академия, то продолжали процветать искусства. К этому периоду, длившемуся до 20-х годов XIX в., относится подавляющая часть культурного наследия Выга - роскошные, поражающие богатством оформления и обилием золота рукописи, разных сюжетов лубки и иконы.
Соборный приговор соловецких иноков о непринятии новопечатных книг.
С конца XVII в. пустынь жила под постоянной угрозой разорения, и надо было случиться так, чтобы именно на этом взлете культуры и искусства наступил насильственный конец. Настойчиво проводимая при императоре Николае I политика "полного искоренения раскола" обернулась для Выговской пустыни целой серией мероприятий, направленных сначала на уравнение выговцев с другими казенными крестьянами и ограничение экономических основ общежительства (1835 - 1839 гг.), а затем, в 1854 - 1856 гг., закончившихся закрытием часовен, вывозом книг и икон, варварским разрушением кладбищ и сломом якобы ветхих построек. В народе эти события назвали "Мамаевым разорением".
Подписи соловецких иноков под соборным npuговором. ГИМ.
П.Н. Рыбников, посетивший выговские места всего десять лет спустя, писал в путевых заметках: "Здания Данилова: колокольня, громадная часовня, множество домов, высокие ворота (остаток ограды) видны за полверсты и более и побуждают предполагать что-то монументальное; но приближение быстро разрушает ожидания. Данилов ныне куча развалин, наводящих тоску своим запустением и жалким обветшанием и невольно переносящих мысль за десятки лет к тому периоду времени, когда Выгорецкие "общежительства" были не воспоминанием, а центром оживленной... деятельности".
Иван Филиппов. История о зачале Выговской пустыни.
Выговский список 60-х гг. ХУШ в. ГИМ.
Выговская пустынь была уникальным явлением в русской истории. Находясь во враждебном окружении, силою обстоятельств вытолкнутые на периферию общественной жизни и заклейменные официальным определением "воры и церковные раскольники" (позднее это именование стало более мягким, но не менее унизительным; к нему добавились: двойное налогообложение, "бородовой знак" и "русское платье" по установленному образцу), старообрядцы, чтобы выстоять и сохранить "неповрежденным" древнецерковное благочестие, должны были создать свой, старообрядческий мир. Неправедно гонимых и объединенных неприятием мира, затронутого Никоновой реформой, их отличало чувство духовного единства, и это чувство, как позволяет судить многочисленный выявленный в последнее время материал, имело глубокий творческий потенциал.В Выговской пустыни продолжали развиваться традиции древнерусской духовности. Свою вынужденную изолированность от внешнего мира старообрядцы восполняли исторической памятью, осознанием своей непрерывающейся связи с прежней, дониконовской Россией. Каждый день в выговских часовнях совершались по старопечатным книгам службы святым, которых в тот день воспоминала православная церковь.
Соборное деяние на еретика Мартина. 1717 г. Пергамен. ГИМ.
По всей России ездили выговцы в поисках древних книг и икон; трудами первых наставников пустыни была собрана богатейшая библиотека, в которой было представлено все письменное наследие Древней Руси (имелись даже рукописи на пергамене). Выговцы составляли свое книжное собрание не только с полным знанием дела, но и весьма тщательно; это подтверждается тем фактом, что преимущественно в выговских списках сохранились многие редкие памятники русской агиографии, в частности жития Мартирия Зеленецкого, Филиппа Ирапского и др. Попадавшие на Выг древние ветхие рукописи реставрировались, утраты текста восстанавливались. Духовные запросы общежителей простирались гораздо глубже, чем это было характерно для большинства современного им крестьянства. Выг не только пользовался духовным наследием Древней Руси - он его преумножал.
Выписки уставного характера рукою первого выговского уставщика Петра Прокопъева.
Сборник выписок и выговских сочинений. Выг, первая половина XVIII в. ГИМ.
Стараниями первого выговского уставщика Петра Прокопьева были составлены Четьи Минеи, причем известно, что выговцы обращались даже к хранившемуся в то время в Новгороде Софийскому- списку Великих Миней Четьих митрополита Макария. На двунадесятые и другие церковные праздники выговские наставники произносили не только слова из общерусского Торжественника, но и свои собственные сочинения, написанные в полном соответствии с древнерусскими жанровыми канонами. Как и по всей русской земле, русские святые были особенно чтимы на Выгу. Семеном Денисовым, одним из талантливых выговских писателей, было написано "Слово воспоминательное о святых чудотворцах, в России воссиявших", в котором прославлялась русская земля, украшенная подвигами многочисленных подвижников. Это слово открывало собой составленную в обители в первой трети XVIII в. обширную подборку житий русских святых; оно также часто переписывалось на Выгу в составе различных житийных сборников.
Житие Андрея Денисова. Выг, . Поморский полуустав. 4° (20,5х16,2), II+238+I л.
Миниатюра, изображающая Андрея Денисова. Заставка-рамка, полевое украшение,
Заставка (на золотом фоне), инициалы (с золотом и киноварные) поморского орнамента.
Переплет выговский XIX в. - доски в коже со слепым тиснением (застежки утрачены).
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.С. Уварова.
Традиция почитания русских святых и святынь отразилась и в иконостасе соборной выговской часовни: здесь помимо общего образа русских чудотворцев были отдельные иконы - Зосимы и Савватия Соловецких, Александра Свирского, Богоматери Тихвинской, митрополита Филиппа, Александра Ошевенского. Судя по рукописям и иконам, северные подвижники пользовались особым почитанием на Выгу; многим из них выговские книжники посвятили похвальные слова собственного сочинения. Торжественно, при большом стечении народа и с произнесением написанных по этому случаю похвальных слов отмечались престольные праздники выговских храмов (в том числе в скитах).
Ранний поморский полуустав, печать. 1° (31,8 х 20,0), III+363 л.
Широко был распространен на Выгу жанр проповеди, которая входила в церковную службу. По образцу древнерусских монастырей строилась внутренная жизнь пустыни. В ее основу был положен общежитийный (киновийный) Иерусалимский устав, утвердившийся в русской церкви с конца XIV в. Созданию выговского устава предшествовала работа наставников пустыни с уставами крупнейших русских обителей - Соловецкой, Троице-Сергиевой, Кирилло-Белозерской, о чем свидетельствуют авторские выписки, сохранившиеся в составе ранних рукописных сборников. Кроме того, передача традиции шла и непосредственным путем, через пришедших на Выг выходцев из монастырей.
Собрание толковых Апокалипсисов, составленный на Выге.
Конволют XVII-XVIII вв. (одна из частей: Выг, 1708 - 60-е годы XVIII в.).
Ранний поморский полуустав, печать. 1° (31,8х20,0), III+363 л.
Миниатюры, заставки-рамки, заставки, инициалы поморского орнамента (ранний тип).
Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением,
2 медные застежки глазкового орнамента. В XIX в. принадлежала Коломенской моленной.
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
Большая заслуга в организации внутренней жизни Выговской пустыни принадлежит священноиноку Пафнутию, который много лет прожил в Соловецкой обители и хорошо знал ее устав. Под его руководством выговцы, по свидетельству Ивана Филиппова, начали "общее житие и церковную службу уставляти по чину и уставу". Выговский устав сложился в основном в 10 - 30-е годы XVIII в., когда братьями Андреем и Семеном Денисовыми были написаны правила для мужского и женского общежительств, для скитов и трудников, когда получили письменную фиксацию обязанности должностных лиц киновии - келаря, городничего, нарядника. Оба общежительств а и внешне походили на монастыри: в центре стояла соборная часовня, соединенная с трапезной, из которой вели в столовую крытые переходы; по периметру располагались жилые кельи, больницы, многочисленные хозяйственные постройки. Позднее построили колокольни.
С. Лихуд. Риторика. Ф. Прокопович. Риторика. Выг, 1712 г.
Принадлежала А. Иродионову. Поморский беглый полуустав,
Правка 1754-1756 гт. рукою А. Иродионова. 4° (18,4х11,6), III+205+III лл.
Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением
(корешок подклеен в XIX в.), 2 медные застежки глазкового орнамента.
Заставки поморского орнамента (ранний тип). 18 акварельных рисунков
"риторических древ". Поступила в 1917 г. в составе собрания А.С. Уварова,
К которому попала из библиотеки Сахарова.
Все строения на Выгу и на Лексе были обнесены высокой деревянной оградой. Изображения архитектурных ансамблей монастырей сохранились на некоторых лубках ("Родословное древо братьев Андрея и Семена Денисовых" и "Поклонение иконе Богоматери"), а также на планах-схемах, относящихся к XVIII в. и дополненных пространной экспликацией, имеющей самостоятельное значение, - подробным "Описанием Выго-Лексинского общежительства". В.Н. Майнов, посетивший Выговскую пустынь в середине 1870-х годов, после ее разорения, и увидевший лишь жалкие остатки былого величия, тем не менее отметил в своих путевых записках: "Постройки в Данилове все деревянные, 2- и 3-этажные и могли бы с успехом украшать не только Повенец, но и Петрозаводск даже". Неизменное сохранение древнерусских традиций выговцы почитали своим долгом, но они прекрасно осознавали и глубоко ценили свои собственные старообрядческие корни.
Месяцеслов с Пасхалией. Выг, 1774 год. Поморский полуустав.
16° (9,5х5,8) ,II+202+III л. Миниатюра, изображающая Семена Денисова.
Заставка-рамка (на золотом фоне) и вязь поморского орнамента.
Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением,
2 медные заставки глазкового орнамента. Поступила в 1905 г.
В составе собрания П.И. Щукина.
Линия духовной связи восходила к таким известным вождям раннего старообрядчества, как протопоп Аввакум, дьякон Федор, иноки Епифаний и Авраамий, поп Лазарь. В деле защиты старой веры Выг считал себя непосредственным преемником Соловецкого монастыря, открыто выступившего против церковной реформы патриарха Никона и восемь лет (1668-1676 гг.) выдерживавшего осаду царских войск. Выговские источники и документальные свидетельства указывают на особую роль в организации пустыни соловецких монахов, покинувших монастырь во время осады. Связаны были общежители и с прокатившейся по Северу волной самосожжений старообрядцев. Многообразие духовных связей, непосредственные контакты, отношения духовного и кровного родства с известными деятелями старообрядчества, а также восходящее к старообрядческим первоучителям благословение выделили Выговское общежительство среди современных ему старообрядческих общин.
Сборник выговских полемико-догматических сочинений. Выг, 60-е годы XVIII в.
Поморский полуустав. 4° (19,8 х 16,1), III+500+IV л.
Заставка-рамка и 2 заставки поморского орнамента, киноварные инициалы.
Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением, застежки утрачены.
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
Такой богатой предыстории и духовного наследия не имело ни одно другое согласие, ни одно другое старообрядческое поселение. И выговцы оказались достойными полученного ими наследства. Благодарная историческая память подвигла выговцев на собирание как письменных памятников раннего старообрядчества, так и устных преданий о страдальцах за веру. Подобная деятельность была сопряжена с большими трудностями, тем не менее, значительный объем полученного материала позволил выговским книжникам создать целый исторический цикл о старообрядческом движении второй половины XVII - первой половины XVIII в. Сначала, в 10-е годы XVIII в., Семеном Денисовым была написана "История о отцах и страдальцах соловецких", посвященная осаде Соловецкого монастыря. В 1719 г. в "Надгробном слове Петру Прокопьеву" Андрей Денисов, очевидец и один из главных участников событий, изложил историю создания пустыни.
Выговского "старшины" Ф.П. Бабушкина во Введенскую часовню женской части
Церковного пения.
Позже, в 30-е годы XVIII в., были написаны два крупных сочинения: старообрядческий мартиролог "Виноград Российский" Семена Денисова и "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова. Дополнениями к этим центральным произведениям служили написанные на Выгу отдельные жития особо чтимых отцов - инока Корнилия, старцев Епифания и Кирилла, Мемнона. Заметим, что ни одно другое старообрядческое согласие ни в то время, ни позже не создало подобного обширного и пронизанного единой историографической концепцией цикла.Развивая древнерусские традиции, Выг наполнял их собственным содержанием. Такова традиция почитания настоятелей пустыни, которые для выговцев были прежде всего духовными наставниками паствы, чей авторитет основывался более на личных качествах и заслугах, чем на высоком положении в киновийной иерархии.
Месяцеслов с Пасхалией. Лекса, 1820 г. Поморский полуустав.
16° (10,0х8,4), II+161 лл. Миниатюра, изображающая князя Владимира.
Фронтиспис, заставка-рамка, заставки, концовки, инициалы растительного
Орнамента, полуустав золотом. Переплет XIX в. - доски в красной коже
С золотым тиснением, 2 медные застежки. Из старых поступлений музея.
Эта традиция, сохранявшаяся на протяжении всего существования Выговской пустыни, также вызвала к жизни большое количество литературных произведений, к которым относятся поздравительные слова на дни тезоименитства наставников, слова надгробные и воспоминательные. Любовь общежителей к своим духовным учителям выражалась и в том, как бережно сохранялись на Выгу их автографы и списки их сочинений. Для последующих поколений выговских насельников уже сами основатели пустыни являлись звеном, связующим их с ранней старообрядческой историей. Биографии общежителей второй половины XVIII в. подкупают трогательными подробностями, касающимися фактов общения с первыми киновиархами. Так, автор надгробного слова Симеону Титовичу, настоятелю Лексы, умершему в 1791 г., особо подчеркивает, как в молодые годы Симеон Титович использовал всякую возможность научиться у Семена Денисова добродетельному житию и книжной премудрости: он не только не пропускал ни одного церковного поучения киновиарха, но при случае устраивался к нему и возчиком, и келейным служителем.
Праздники певческие (на крюковых нотах). Выг, начало XIX в.
Поморский полуустав. 1° (31,0х21,0), VI+190+VI л. На л. 1-72 вкладная запись
Выговского "старшины" Ф.П.Бабушкина во Введенскую часовню женской части
Выговского Богоявленского общежительства по своей матери
Заставки (на золотом фоне), инициалы (с золотом и киноварные),
Полевые украшения, концовки, вязь поморского орнамента.
Переплет выговский XIX в. - доски в красной коже со слепым тиснением,
2 медных застежки глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.
В 1856 г. после разорения общежительства, была вывезена с Выга,
до 1858 г. находилась в Петрозаводском кафедральном соборе,
Откуда была передана в единоверческую Семчезерскую церковь
Повенецкого уезда. Поступила в ГИМ в 1922 г. из Синодального училища
Церковного пения.
Во второй половине XVIII в. на основе письменных источников и устных преданий были написаны жития Андрея и Семена Денисовых, составлены службы первым выговским отцам. В своих молитвах выговцы обращались к тем же святым, что и весь православный мир, но постепенно складывался собственно выговский сонм небесных заступников. К общерусским святым прибавились новые страдальцы за веру и умершие духовные наставники пустыни. Именно на их ходатайство перед Богом уповали выговцы, когда просили охранить общежительство от бед и напастей, клеветников и "лжебратии". В мощном духовном потенциале пустыни, являвшейся для своих насельников общей родиной и последним оплотом старой веры, кроется разгадка всех ее культурных достижений. Творческое развитие древнерусских традиций, выработка собственного стиля во всех видах искусства и высочайший профессионализм позволяют говорить о выговском наследии как об уникальном явлении в русской культуре XVIII - XIX вв. Как и большинство древнерусских монастырей, Выговская пустынь стала центром книжности. Здесь была собрана богатейшая библиотека, заведены школы, где детей обучали грамоте, создана книгописная мастерская, в которой переписывались как древнерусские произведения, так и сочинения писателей-старообрядцев, в том числе выговских.
Поморские ответы. Выг, . Поморский полуустав. 1° (32,0х19,7), II+401+I л.
Заставка-рамка и 4 заставки (на золотом фоне), киноварные большие и малые
Инициалы поморского орнамента. Рисунки рук. Переплет выговский
XIX в. - доски в коже со слепым тиснением, 2 медные застежки
Глазкового орнамента. Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
Ее продукция, приносившая общежительству немалый доход, расходилась по всей России, закрепляя за Выгом славу культурной столицы старообрядчества. Выговцы не ограничились только перепиской книг. Они создали настоящую литературную школу, единственную в старообрядчестве. Произведения этого круга были рассчитаны на высокий уровень грамотности читателей, для них характерны особая стилистика, восходящая к древнерусскому стилю "плетения словес", многообразие риторических приемов, сложный и порой архаизованный язык. В выговской литературной школе получили продолжение практически все жанры, существовавшие в Древней Руси: агиография, историческое повествование, сказания, видения, различные виды слов (торжественные, воспоминательные, надгробные и др.), проповеди, послания, поучения, полемические сочинения, службы, силлабическая поэзия. Основатели школы, сами талантливые и плодовитые писатели, братья Андрей и Семен Денисовы воспитали целую плеяду учеников, к числу которых относятся Трифон Петров, Даниил Матвеев, Гавриил и Никифор Семеновы, Мануил Петров, Иван Филиппов, Василий Данилов Шапошников, Алексей Иродионов и многие другие.
С. Денисов. Виноград Российский. История о отцах и страдальцах соловецких.
Житие Мемнона. Выг, . Поморский полуустав. 4° (25,2 х 19,4), V+412+V л.
Заставка-рамка, полевое украшение, большой инициал поморского орнамента
(с золотом), малые киноварные инициалы. Переплет выговский конца 10-х годов
XIX в. - доски в красной коже с золотым тиснением, в среднике - изображение
Голгофы на фоне Иерусалимской стены, 2 медные просечные застежки
Глазкового орнамента с насечкой; обрез с тиснением, позолочен. Принадлежала
Т.Ф. Сидорову, купившему рукопись у Т.Ф. Большакова в 1854 г.
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
Тогда как представители официальной церкви презрительно называли поборников древнего благочестия "мужиками и невеждами", старообрядческие писатели создавали сочинения, ни в чем не уступающие произведениям признанных литературных авторитетов петровского времени, таких, как Димитрий Ростовский и Феофан Прокопович. Более того, имел место случай, позволивший выговским книжникам с блеском продемонстрировать свои глубокие филологические и источниковедческие познания. В начале XVIII в. для борьбы с расколом былинаписаны "Соборное деяние на еретика Мартина" и Феогностов требник, выдававшиеся за древние рукописи, якобы обличавшие старообрядчество. Выговцам удалось доказать их подложность.
Переплёты Выговской работы. Конец 1810-х - 1820-е годы.
Внимательно изучив рукописи, Андрей Денисов и Мануил Петров обнаружили, что текст написан по соскобленному, начертания букв не соответствуют древним, а листы пергамена переплетены заново. За этот тонкий анализ Питирим назвал Андрея Денисова "волхвом", но даже и нестарообрядец, беседовавший с нижегородским владыкой, возразил, что выговский начетчик действовал не волшебством, а "естественным своим острым проразумением". Еще более точным было определение известного историка старообрядчества В.Г. Дружинина, который с полным основанием увидел в выговцах первых палеографов и источниковедов. Помимо обучения книжной грамоте, на Выгу была организована школа знаменного пения. Среди первопоселенцев знающих певцов было очень мало: только Даниил Викулов, Петр Прокопьев и Леонтий Федосеев - остальные же пели за ними "наслышкою". Когда на Выг из Москвы пришел Иван Иванов, знаток знаменного распева, Андрей Денисов собрал "лучших грамотников" и сам вместе с ними стал учиться крюковому пению, затем обучили и лексинских грамотниц. Так была достигнута исключительная красота богослужения в выговских храмах; высокий уровень музыкальной культуры позволил выговцам перелагать на знаменный распев даже стихи, оды и псальмы собственного сочинения.
Месяцеслов с Пасхалией. (Муз. 2283) Лекса, 1836 г. Поморский полуустав.
16° (8,0х6,5), VI+254+XIII л. 12 миниатюр с изображением знаков Зодиака.
Фронтиспис, заставка-рамка (на золотом фоне), инициалы (с золотом),
Вязь поморского орнамента, концовки в виде цветов. Переплет XIX в. - доски
В коже с золотым тиснением, 2 медные просечные застежки,
Обрез позолочен. Куплена в 1901 г. в магазине П.И. Силина.
Художественное наследие пустыни исключительно обширно и многообразно. Практически нет такой отрасли художественного творчества, которая не получила бы развития на Выгу. Здесь создавались живописные произведения (иконы, лубки, книжные миниатюры, картины маслом), предметы мелкой пластики (резные деревянные и литые металлические иконы и кресты, предметы церковного и домашнего обихода) и прикладного искусства (лицевое и орнаментальное шитье, роспись и резьба на мебели и предметах домашней утвари из дерева, плетение из бересты). Нельзя сказать, что выговцы в своем искусстве развивали какой-то определенный, заимствованный ими образец.
Месяцеслов с Пасхалией и Житием св. Пульхерии. Лекса, 1836 г.
Поморский полуустав. 16° (12,2 х 8,8), 111+194+111 л. 13 миниатюр,
Изображающих знаки Зодиака и св.Пульхерию. Фронтиспис,
2 заставки-рамки, полевое украшение, заставки (на золотом фоне),
Инициалы (киноварью и золотом), рамки, концовки поморского орнамента.
Переплет XIX в. - картон в коже. Куплена в 1920 г. у Н.Н. Большаковой.
Напротив, творчески переработав лучшие достижения древнерусского и современного искусства, Выг выработал собственную школу, стилистическое единство которой очевидно: одни и те же мотивы и приемы можно встретить и в декоре рукописных книг, и в настенных листах, и в иконах, живописных и меднолитых, и в свободных кистевых росписях. Достижения выговских мастеров имели под собой прочное экономическое основание. С самого начала основателями пустыни была сделана ставка на максимально полное самообеспечение, поэтому уже в конце XVII в., наряду с жилыми кельями, строились многочисленные мастерские - портняжная, кузница, медница. Производство многих предметов, в частности икон, крестов, лестовок, вскоре стало массовым; тем не менее, все выговские изделия отличались высокими художественными достоинствами и профессионализмом исполнения.
Симеон Солунский. Творения (перевод Евфимия Чудовского.
С печатного издания: Яссы, 1683). Выг, . Поморский полуустав.
1° (34,0 х 21,5), II+29+464+I л. 1 миниатюра ("Церковь воинствующая"),
Заставка поморского орнамента (на золотом фоне),
Малые золотые и киноварные инициалы, вязь.
Переплет XIX в. - доски в коже со слепым тиснением,
1 медная застежка с глазковым орнаментом (другая утрачена).
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
В этом отношении слава Выга была столь велика, что к старообрядческому общежительству с заказами приходилось обращаться даже представителям официальной церкви. Из документальных источников известно, например, что в 1735 г. с благословения соловецкого архимандрита Варсонофия "по согласному общему приговору" жителей Кемского городка и окрестных деревень на Выг был направлен Иван Горлов "для сыскания сребренному делу мастера", который бы изготовил ризу к образу Иоанна Предтечи в кемской Успенской церкви. Развитие выговских художеств было теснейшим образом связано с духовной жизнью пустыни. В выговских традициях следует искать причины распространения определенных тем и сюжетов. Так, с традицией почитания наставников тесно связано появление изображений выговских отцов на лубках, картинах маслом и книжных миниатюрах, причем эти, казалось бы, условные изображения, без сомнения, носят черты портретного сходства. Поскольку выговские святые не могли быть официально канонизированы и, следовательно, изображены на иконах, появились иконы, писанные красками и литые, с изображением небесных покровителей первых выговских наставников - пророка Даниила, апостола Петра, Андрея Стратилата. Устроенное по монастырскому образцу общежительство накладывало определенный отпечаток на тематику ряда произведений и развитие некоторых видов прикладного искусства. Основными положениями выговского устава, требующими от насельников пустыни добродетельной и целомудренной жизни, объясняются многие нравоучительные сюжеты выговских лубков и росписей по дереву. Строгий "пустынный чин" препятствовал проникновению в выговские изделия излишне светских мотивов и "мирских прикрас". По этой, например, причине подверглось запрещению изготовление берестяных туесков со слюдяной подложкой и басмением. Тем не менее, на Выгу допускалось производство изделий, предназначенных только для мирян, в частности, лексинскими мастерицами вышивались бумажники, кисеты для денег, подвязки, перчатки. История Выговской пустыни еще раз показывает, какая могучая духовная сила лежала в основе всего старообрядческого движения.
Евангелие-тетр. Выг, 30-е годы XIX в. Поморский полуустав. 4° (20,1 х 16,2), IV+342+IV л.
4 миниатюры с изображениями евангелистов. 4 заставки-рамки, заставки,
Полевые украшения (на золотом фоне), инициалы (с золотом и малые киноварные),
концовки поморского орнамента. Переплет XIX в. - доски в зеленом бархате,
2 медные застежки глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
Она помогла выговцам выстоять в тяжелом борении с суровой северной природой и преодолеть множество других выпавших на долю пустыни испытаний - от затяжных неурожаев и голода до опустошительных пожаров и жестоких правительственных репрессий. Выговское общежительство, являвшее собой духовное единение братьев по вере, поддерживало своих насельников в их противостоянии враждебному миру, питало их таланты и творчество. В известном смысле Вьп;, превратившийся, несмотря на крайне неблагоприятные внешние условия, из маленького крестьянского поселения среди безлюдных лесов в крупнейший в России экономический, религиозный и культурный центр старообрядцев-беспоповцев, одержал над этим враждебным миром нравственную победу. За полтора века своего существования Выговское общежительство достигло исключительных высот в различных сферах материальной и духовной жизни и, создав прекрасные образцы во всех видах искусства, оказало тем самым большое влияние на старообрядческую и - шире - русскую культуру XVIII-XIX вв. Книжное и литературное наследие Выга чрезвычайно велико.
Переплёт Выговской работы. 30-е годы XIX века.
Евангелие-тетр. Выг, 30-е годы XIX в. Поморский полуустав.
4° (20,1 х 16,2), IV+342+IV л. 4 миниатюры с изображениями евангелистов.
4 заставки-рамки, заставки, полевые украшения (на золотом фоне),
Инициалы (с золотом и малые киноварные), концовки поморского орнамента.
Переплет XIX в. - доски в зеленом бархате, 2 медные застежки
Глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.
Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.
До настоящего времени в рукописных собраниях обнаруживаются неизвестные ранее выговские сочинения, автографы выговских писателей и ранние авторские сборники. В первые годы существования общежительства труд книжника и начетчика еще не выделился в самостоятельную профессиональную область деятельности. Перепиской книг и составлением выписок занимались в свободное от других трудов время. Из выговских источников мы знаем, что так поступал Иван Внифантьев, "в свободное же от заповеданных ему служеб время из книг выписывая себе потребная"; Петр Ошмара, большой хлебопекарный староста; некто Василий, трудившийся на кирпичном заводе, в поварне и других службах. Интересный рассказ о начальных годах общежительства, когда только складывалась выговская культура, сохранился в "Житии Иоанна Внифантьевича". Хотя "писание... руки его не зело хитро бяше", Иван Внифантьев "зело усердствоваше еже писати". Поскольку тогда в общежительстве была большая скудость и не хватало чистой бумаги, приходилось использовать для письма "мирских дел скорописные книги", которые употреблялись для изготовления лестовок. Разбирая эти книги, Иван Внифантьев писал даже там, где находил чистое место между строк. Настоятели, видя такое усердие, поставили Ивана Внифантьева учителем юным насельникам пустыни, чтобы обучать их, "якоже подобает пустынному и общежителному свойству и книжному учению". Вскоре для этой школы выстроили отдельную келью. Из "Истории Выговской пустыни" Ивана Филиппова мы знаем многих, кто обучал грамоте и кто ей учился на Выгу. Прежде всего, учителями были основатели пустыни Андрей Денисов, Даниил Викулин, Петр Прокопьев. Некоторые из учеников (например, младший брат Андрея Денисова - Иван и сестра Петра Прокопьева - Феврония) достигали таких значительных успехов, что вскоре они уже сами переписывали книги. Задачи школьного образования, устроения киновии, воспитания паствы и пропаганды старой веры требовали широкого распространения книги (возможности типографского ее тиражирования старообрядцы были лишены). Поэтому из лучших учеников стали обучать писцов, "чтоб право писати". К 60-м годам XVIII в. окончательно сложился своеобразный тип письма - так называемый поморский полуустав, благодаря которому выговские рукописи безошибочно выделяются из рукописного наследия XVIII - XIX вв. Высокий профессионализм писцов подтверждается не только близостью почерков в рамках одной школы, но также исключительным качеством переписки: текстологический анализ рукописных списков отдельных памятников показывает, что все выговские списки отличает точное воспроизведение оригинала и минимальное, по сравнению с невыговскими списками, количество ошибок и описок. Выговские наставники проявляли постоянную заботу о школах и книгописной мастерской. "Грамотные" кельи, в которых, видимо, совмещалось обучение грамоте и переписка книг, были в мужском и женском монастырях (в конце XVIII - начале XIX в. на Лексе было даже две таких кельи), а также на Коровьем дворе. Здесь же находился и своеобразный "литературный цех", где под руководством наставников ученики постигали тайны литературного мастерства, необходимым условием которого считалось знание грамматики и риторики. Для этой цели на Выгу были собраны все учебники риторики, имевшие тогда хождение в России, в том числе "Великая наука" Раймунда Люллия, "Риторики" Софрония Лихуда и Феофана Прокоповича. Ранние выговские списки этих риторик сохранились в собрании ГИМ, причем один из них принадлежал ученику Семена Денисова - Алексею Иродионову. Творческим периодом развития выговской литературной школы по праву считается первая половина XVIII в., когда на литературном поприще подвизались такие талантливые писатели, как Андрей и Семен Денисовы, Трифон Петров и многие другие. К этому периоду относится и большинство сочинений, составивших славу Выга. Конец XVIII в. явил целый ряд писательских имен - Андрея Борисова, Тимофея Андреева, Григория Корнаева и даже женщин-писательниц, например, Февронии Семеновой и Федосьи Герасимовой. Особая заслуга Выга перед старообрядчеством заключается в том, что именно здесь были созданы основополагающие догматические сочинения, доказывающие истинность старой веры. Тщательное собирание всех свидетельств - церковно-археологических, иконографических, письменных - в пользу дониконовских обрядов, многочисленные сборники выписок (как бессистемных, так и подобранных по тематическому принципу) подготовили появление знаменитых "Поморских ответов", составленных Андреем Денисовым в сотрудничестве с Семеном Денисовым, Трифоном Петровым и Мануилом Петровым в 1722 - 1723 гг. в ответ на 106 вопросов синодального миссионера иеромонаха Неофита. "Поморские ответы", несмотря на внутристарообрядческие разделения, стали настольной книгой всего старообрядчества. Фундаментальные догматико-полемические сочинения создавались на Выгу и позднее, в них получали разработку как общие, так и отдельные, актуальные для своего времени вопросы, например, о молении за царя ("книги" Мануила Петрова и Даниила Матвеева), об антихристе (сочинение Г.И. Корнаева). Литературное наследие Выга полностью подтверждает справедливость слов, открывающих обширный сборник выговских догматико-полемических сочинений, составленный в 60-х годах XVIII в.: "Не мни, благоразумный читателю, яко безсловесно суть наше состояние и по порицанию нынешних новых учителей пребываем мы в крайнем невежестве и неразумии о истинней православней вере! Не тако, не тако суть, яко они пишут и глаголют...". Особого искусства достиг Выг в оформлении рукописной книги. Ее облик отличается редкостным стилистическим единством, особой выработанностью и определенностью художественных форм.
Житие князя Владимира. Выго-Лексинский Данилов монастырь. Первая треть XIX века.
Бумага. 8° (17,3х10,0), 195 л. Искусственный полуустав. Поступило в 1907 году. ГИМ.
Древнейшее житие великого князя киевского Владимира Святославича (умер в 1015 году),
крестителя Руси, „апостола во князех", основанное на древнейшем летописном рассказе,
как полагают, было составлено во второй половине XI века монахом Иаковом.
Пространный вариант „Жития" складывался в 40-50-е годы XVI века и был включен
в „Степенную книгу царского родословия" ее составителем митрополитом всея Руси
Афанасием (умер после 1568 года). В данной рукописи текст является списком
„Жития Владимира", помещенного в первой грани „Степенной книги".
Рукопись выполнена в старообрядческом Выго-Лексинском Данилове монастыре;
по особенностям письма и орнаментики относится к поморской школе.
Истоки великолепного поморского орнамента восходят, как установлено, к столичному искусству последней четверти XVII в., процветавшему при царском дворе. Особенно важную роль сыграло проникновение на Север замечательных орнаментальных листов, гравированных на меди, специально предназначавшихся для титулов рукописных книг, большей частью работы известного мастера Оружейной палаты Леонтия Бунина. В композиционных схемах и деталях орнаментики поморских рукописей творчески переработаны именно эти высочайшие по мастерству образцы, а в ряде памятников использованы и сами гравюры. Например, в сборнике середины XVIII в. имеется редкостный вариант оттиска - синей, а не традиционно черной краской, что придает дополнительную изысканность титульному листу. Заставки-рамки начальных листов рукописей, с пышными "антаблементами", украшенными бесконечно варьируемым набором характерных растительных и архитектурно-геометрических ("лекальных") форм, в наиболее парадных книгах часто сочетаются в развороте со столь же пышными фронтисписами, где в круглом либо овальном картуше помещается или писанное золотом изречение, или изображение кого-либо из "отцов" Выговской обители. Так, в Житии Андрея Денисова 1810-х годов в картуше дан его погрудный идеализированный портрет, чрезвычайно близкий к подобным изображениям на рисованных настенных листах; такой же; условный портрет Семена Денисова помещен и в миниатюрном Месяцеслове 1774 г. (хотя в других Месяцесловах в картуше фронтисписа чаще помещается традиционное изречение: "Яко же небо украшено безчисленными звездами, тако и сия книга изполнена святых именами". Название книги, особенно если оно вписано в роскошную заставку-рамку, часто выполнялось каллиграфической поморской вязью, очень высокой и стройной. Но также чрезвычайно характерны и заглавия из крупных киноварных литер, как правило, с начальной литерой черного цвета. У них подчеркнуто широкие вертикальные элементы, в то время как петли и перекладины как бы растворяются во вьющихся причудливых легких травах, окружающих "мачты". Это затрудняет чтение, но превращает строки заглавий в существенный элемент декора листа. Сам текст начинается крупным, иногда занимающим чуть ли не всю высоту листа орнаментированным инициалом. Он может быть скомпонован из гравюрных растительно-геометрических элементов либо быть чисто киноварным, но также украшенным вьющимися стеблями, травами и сложного силуэта фантастическими цветами. Начала отдельных глав и значимых подразделений текста в свою очередь отмечены целой иерархией больших, средних и малых инициалов. Сочетание разнообразных инициалов с четким и стройным поморским полууставом создает совершенно особый декоративный ритм всей рукописи. Несмотря на удивительное постоянство облика выговской книги, бережно сохранявшееся на протяжении более полутора веков ее существования, наблюдения над разновременными рукописями позволяют отметить некоторую эволюцию стиля - от более тяжеловесных, крупных и пластичных форм в начале - первой половине XVIII в. (например, "Риторики" и "Поморские ответы" 20-х годов XVIII в. и сборник выписок и выговских сочинений первой половины XVIII в. к воздушно-легкому, сухому и изощренному рисунку в рукописях второй четверти - середины XIX в. Уникальным образцом роскошной ранней поморской рукописи является известный лицевой Толковый Апокалипсис, датированный писцом в предисловии 1708 годом. По классификации Ф.И. Буслаева, который посвятил этой рукописи целую главу в своем исследовании, иконографически он относится к так называемой Чудовской редакции (повторяя оригинал начала XVII в. из Чудова монастыря), но интересно, что ряд деталей говорит о знакомстве художника с гравюрами старопечатного Апокалипсиса 1646 г., созданного в Киеве иереем Прокопием. Учитывая, что данная рукопись дополнена как конволют двумя печатными изданиями киевских Апокалипсисов, можно упомянуть о поездках Андрея Денисова в Киев и его учебе в Киево-Могилянской академии. Многочисленные украшения хлудовского Апокалипсиса подразделяются на три типа: первый - традиционный и хорошо знакомый по столичным рукописям последней четверти XVII в. вариант старопечатного орнамента с элементами барокко (он послужил основой и для гравюрных листов Л. Бунина); второй - тоже растительный орнамент, но более крупных, скульптурно-пластичных форм, по своим схемам близкий к основному массиву последующей поморской орнаментики, ставший ее "классикой"; и, наконец, третий, в изобилии представленный лишь в данной рукописи и очень редко встречающийся в других памятниках, и только в XVIII в., - с преобладанием чисто архитектурных, линейных и "лекальных" элементов над растительными. Основное его отличие - в оригинальной раскраске плотными яркими красками. Здесь преобладают контрастные цвета - красный и синий, с добавлением темного малинового и обилием золота, что делает эти заставки торжественными и даже величественными. Особенно эффектна разновидность, где вместо прямоугольного "антаблемента" заставку-рамку венчает "фронтон" из двух симметричных очень крупных "волют", увенчанных цветком или короной, дополненный по бокам вьющимися ветвями с золотыми гвоздиками (в каталоге эта разновидность орнамента обозначена как "ранний тип"). Миниатюры этого Апокалипсиса отличаются прекрасным тонким рисунком, стройными пропорциональными фигурами, сложными, но гармонично построенными композициями. Одежды, облака, "горки" расцвечены насыщенной, но не плотной темперой, с богатыми градациями оттенков. Колорит многоцветный, но не пестрый; в каждой миниатюре доминирует какая-либо ведущая тональность: спокойная рыжеватая охра "горок", розово-лиловый тон облаков, бирюзовый тон моря, - а все остальные цвета гармонично ее дополняют. Тщательно позолоченные крылья ангелов, нимбы, троны и венцы придают миниатюрам особую роскошь. Как отметил Ф.И. Буслаев, в условное "иконное" пространство миниатюры введены кое-где "реалистичные" элементы пейзажа. Такое же сочетание "реалистичности" и условности мы встречаем еще в одной ранней рукописи - "Риторике" 1712 г. Интересно, что здесь обнаруживается тот же тип "архитектонического" орнамента с яркой красно-синей раскраской, как в хлудовском Апокалипсисе, причем манера выполнения позволяет предположить здесь едва ли не ту же руку. Похожи на деревья в "пейзажах" Апокалипсиса пышные кроны "риторических древ", из стволов которых вырастают, как цветы, условные рамки-картуши, а "древо надгробного слова" целиком составлено из фантастического растительного узорочья. Особый жанр миниатюры, где изобразительные мотивы органично переплетаются с орнаментальными, - это "знаки Зодиака" из серии миниатюрных, в 16-ю долю листа, Месяцесловов, писанных в Лексинской женской обители в 20 - 30-е годы XIX в. Мы встречаем здесь "Деву" - жницу в красном сарафане, с серпом и колосьями в руках, окруженную венком из незабудок и бутонов шиповника, "Козерога" - козу, пасущуюся на травяном пригорке, "Рыб" - овальное голубое озерцо со стайкой плотвы. Со знаками Зодиака соседствуют на разворотах разнообразные крупные концовки - в виде пышных букетов розанов и тюльпанов, перевязанных алыми и голубыми бантами, елочек, яблонь, усыпанных розово-зелеными крупными яблоками. Эти, также ставшие традиционными, мотивы поморского искусства встречаются как в чисто книжном орнаменте, так и в настенном рисованном лубке и на предметах поморского быта. В выговском искусстве рукописной книги с большой полнотой отразились художественное чутье, вкус и талант обитателей "Северных Афин".
Райская птица Сирин. Выг, 1750-1760-е годы. Бумага, чернила, темпера, золото. 44х39,5.
Запись 1929 г. в Главной инвентарной книге: "Из прежних поступлений". ГИМ.
Русский лубок и старообрядство. Это прежде всего настенные картинки, или рисованные лубки. Рисованный лубок - одна из разновидностей народного изобразительного примитива. Его возникновение и распространение приходится на середину XVIII и XIX век, когда такие виды народного искусства, как роспись по дереву, книжная миниатюра, печатный графический лубок, уже прошли определенный путь развития. И неудивительно, что искусство рисованных настенных картинок впитало в себя некоторые готовые формы и уже найденные приемы. Своим появлением рисованный лубок обязан Выго-Лексинскому общежительству. Испытывая настоятельную потребность в обосновании истинности своей веры, старообрядцы, наряду с перепиской сочинений своих апологетов, пользовались наглядными способами передачи информации, в том числе рисованием настенных картинок. Произведения старообрядческих художников были предназначены для круга единомышленников и являлись вначале искусством "потаенным".
Аптека духовная. Выг, конец ХVIII - начало XIX в. Бумага, чернила, темпера.
59,5х48,2. Приобретен в 1902 г. у П.С. Кузнецова. ГИМ
Однако по своему нравственному и просветительному смыслу искусство рисованного лубка оказалось гораздо шире, наполнилось высокой духовностью общечеловеческих ценностей, стало особой страницей в истории народного изобразительного творчества. Самые ранние из дошедших до нас листов, выполненных в Выго-Лексинском общежительстве, датируются 1750 - 1760-ми годами. Рисовальщики, как правило, формировались из среды выговских иконописцев, художников-миниатюристов, переписчиков книг. Осваивая новое для себя искусство, эти мастера привносили в него традиционные, хорошо известные им приемы. Художники работали жидкой темперой по предварительно нанесенному легкому рисунку.
Смерть праведника и грешника. Выг, конец XVIII - начало XIX в. ГИМ.
Бумага, чернила, темпера. 40,9х52,4. Приобретен в 1902 г. у П.С. Кузнецова.
Они пользовались растительными и минеральными красками, вручную разводимыми на яичной эмульсии или камеди. (Сильно разведенная темпера позволяет работать в технике прозрачной живописи, подобно акварели, и дает в то же время ровный кроющий тон.) Рисованный лубок не знал ни тиража, ни печати - он целиком исполнялся от руки. Нанесение рисунка, его раскраска, написание заглавий и пояснительных текстов - все производилось самим художником. Тематика рисованных картинок весьма разнообразна.
Древо разума. Лекса, 1816 г. Бумага, чернила, темпера, белила, золото.
71х57. Поступил в 1905 г. в составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.
Среди них есть листы, посвященные некоторым событиям исторического прошлого России, портреты деятелей старообрядчества, изображения монастырей (особенно поморского беспоповского согласия), иллюстрации к рассказам и притчам из литературных сборников, картинки, предназначенные для чтения и песнопения, настенные календари-святцы. Многие многосюжетные композиции строились по принципу последовательного рассказа о событиях: это листы, иллюстрирующие Книгу Бытия, где рассказывается история Адама и Евы, а также картинка "Разорение Соловецкого монастыря" - о расправе с монахами, выступившими в защиту дониконовских богослужебных книг (1668 - 1676 годы). Большое место в искусстве рисованного лубка занимают картинки с назидательными рассказами и притчами из различных литературных сборников.
Похвала девственникам. Лекса. 1836 г. Бумага. чернила, темпера. золото.
45,5х36,5. Поступил в 1905 г. в составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.
В них трактуются темы добродетельных и порочных поступков людей, нравственного поведения, смысла человеческой жизни, обличаются грехи, рассказывается о посмертных муках грешников. В этом отношении интересен сюжет "Аптека духовная", к нему художники обращались неоднократно. Смысл притчи, заимствованной из сочинения "Лекарство духовное", - излечение от грехов с помощью добрых дел. Самыми распространенными были сюжеты с назидательными изречениями, полезными советами - так называемыми "добрыми друзьями" человека. Все сентенции этой группы картинок ("О добрых друзьях двенадцати", "Древо разума") заключены в орнаментированные круги и помещены на изображении древа. Духовные стихи и песнопения также часто размещались в овалах, в обрамлении гирлянды цветов, поднимающейся из поставленных на землю вазона Или корзины.
Родословное древо Андрея и Семена Денисовых. Выг, первая половина XIX в.
Бумага, чернила, темпера. 75,4х53,2. Поступил в 1905 г.
В составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.
Особой любовью пользовался у художников духовный стих на сюжет притчи о блудном сыне: помещенный в центр листа овал с текстом стиха обрамлялся сценками, иллюстрирующими события притчи. Художественная манера оформления рисованных картинок и приемы украшения рукописей, изготовлявшихся в выговской книгописной мастерской, выявляют стилистическую близость в почерках текстовых частей, в оформлении заглавий, больших букв-инициалов, в цветовом решении определенных групп листов, в орнаментике. Однако важно обратить внимание и на те различия, которые существуют в работе художников-миниатюристов и мастеров настенных картинок.
Возрасты жизни человеческой. Выг, середина XIX в. Бумага, чернила, темпера. 58,5х71.
Поступил в 1905 г. в составе коллекции П.И. Щукина. ГИМ.
Палитра художников рисованных листов значительно разнообразнее, цвет в картинках, как правило, делается более открытым, сочетания - более контрастными. Мастера прекрасно учитывали декоративное назначение картинок, их связь с плоскостью стены. В отличие от рассчитанной на индивидуальное общение с книгой на близком расстоянии привычной для рукописей дробности и фрагментарности иллюстраций, лубочные художники оперировали уравновешенными и законченными построениями больших листов, воспринимаемыми как единое целое.
Семен Денисов, Иван Филиппов, Даниил Викулин. Район Печоры, середина XIX в.
Бумага, чернила, темпера. 35 х 74,5. Куплен на торгу в 1898 г. ГИМ.
Но в манере письма, в отдельных приемах создатели рисованных картинок зависели и от высокого искусства иконописания, процветавшего на Выгу. Мастера лубочных картинок заимствовали у иконописцев праздничное звучание колорита, склонность к чистым прозрачным краскам, любовь к тонкой миниатюрной живописи, а также отдельные характерные приемы рисунка почвы, растительности, архитектурных деталей. Рисованный лубок, как уже отмечалось выше, - это особая страница в истории народного изобразительного искусства. Он являет как бы синтез традиций народной картинки, древнерусской культуры и крестьянского искусства.
Притча о блудном сыне. Лекса, первая половина XIX в.
Бумага, чернила, темпера, белила, золото. 84,5х62. Куплено на торгу в 1900 г. ГИМ.
Опираясь на высокую культуру древнерусской живописи и особенно - рукописной книжности, представлявшую для них не мертвую архаику, а живое полнокровное искусство, ту почву, которая постоянно питала их творчество, художники рисованных картинок "переплавили" форму печатных лубочных листов, которая служила им отправной точкой, образцом, в иное качество. Именно синтез древнерусских традиций и лубочного примитива имел своим результатом появление произведений новой художественной формы. Древнерусская компонента в рисованном лубке представляется едва ли не самой сильной. В ней нет стилизаторства или механического заимствования.
Птицы Сирины. Выг, вторая половина XIX в. Бумага, чернила,
Темпера, золото. 49,5х39. Куплен на торгу в 1903 г. ГИМ.
Не принявшие нововведений старообрядческие художники опирались на привычные, взлелеянные исстари образы, строили свои произведения по принципу иллюстративного выражения отвлеченных идей и понятий. Язык символов и иносказаний был им знаком и понятен. Согретая народным вдохновением, древнерусская традиция даже и в позднее время не замкнулась в условном мире. В произведениях она воплощала для зрителей светлый мир человечности, говорила с ними возвышенным языком искусства. Наряду с этим рисованные листы имели в основе ту же изобразительную систему, что и народные лубочные картинки.
Семь смертных грехов. Выг, вторая половина XIX в. Бумага, чернила,
Темпера, белила. 102,1х70,3. Приобретен в 1921 г. у А.А. Бахрушина. ГИМ.
Они строились на понимании плоскости как двухмерного пространства, выделении главных персонажей способом увеличения, фронтальном размещении фигур, декоративном заполнении фона, на узорно-орнаментальной манере построения целого. Рисованный лубок полностью укладывается в целостную эстетическую систему, основанную на принципах художественного примитива. Развиваясь в среде крестьянских художников старообрядческого общежительства, рисованный лубок опирался на обширную разветвленную корневую систему. Крестьянская среда добавила к его художественной природе фольклорную традицию, фольклорные поэтические образы, всегда жившие в народном коллективном сознании.
Панорама Выговского и Лексинского общежительств и поклонение иконе Богоматери.
Художник В. Тарасов. 1838 г. Бумага, чернила, темпера, золото. 65,5х98,5. Поступил в 1891 г. ГИМ.
Наслаждение красотой мира, поэтическое, цельное отношение к природе, оптимизм, фольклорное обобщение - вот те черты, которые впитал рисованный лубок из крестьянского искусства. Подтверждение тому - весь образный и цветовой строй рисованных картинок. Старообрядческие настенные листы - искусство, в котором как бы продолжали жить самосознание допетровской Руси, религиозное представление о красоте, особая духовность. И несмотря на то, что оно стояло на службе традиционного уклада, не растворенного до конца в представлениях Нового времени, это искусство было живым: основывалось на глубинном религиозном чувстве, питалось мудростью древних книг и монастырской культурой. Через него как бы проходила нить преемственности от старых форм к новым формам народного искусства.
Город на р. Сож в Гомельской обл. (Белоруссия), центр старообрядчества в кон. XVII-XIX в., созданный рус. переселенцами из Стародубья и Центр. России. Старообрядческое поселение В. возникло за российским рубежом, во владениях Халецких и др. представителей польск. шляхты. В. и Стародубье, как старообрядческие центры, складывались практически одновременно - начиная с 70-х гг. XVII в. Наиболее активно заселение В. шло после 1685 г., когда были изданы 12 статей царевны Софьи Алексеевны , направленные на борьбу с последователями «старой веры». Первой появилась слобода В. на одноименном острове на р. Сож, в кон. XVII - нач. XVIII в. вокруг острова в радиусе ок. 50 км возникли еще 16 слобод: сначала Косецкая, Романово, Леонтьево, затем Дубовый Лог, Попсуевка, Марьино, Миличи, Красная, Костюковичи, Буда, Крупец, Гродня, Нивки, Грабовка, Тарасовка, Спасовка. В 1720-1721 гг. в ветковских слободах насчитывалось более 400 дворов.
Первыми руководителями ветковских старообрядцев были поп Кузьма, переселившийся из Москвы в Стародубье, а затем в ветковскую слободу Косецкую, и поп Стефан из тульских земель, живший после Стародубья на В., но затем ушедший в слободу Карповку. Начало строительства на В. первого храма связано с донским иером. Иоасафом, келейником и учеником Иова Льговского , после скитаний по пустыням пришедшим в слободу Вылевскую неподалеку от В. Ветковцы сначала отнеслись к нему настороженно, поскольку он был рукоположен новообрядческим Тверским архиереем, но, имея нужду в священнике, просили Иоасафа служить у них. Иоасаф согласился, в 1689-1690 гг. окончательно обосновался на В., начал строительство Покровской ц., но не смог завершить его из-за смерти в 1695 г. Иоасафу за небольшой срок удалось собрать вокруг себя мн. иноков и инокинь; монахиня из Белёва Мелания, ученица вождя старообрядцев Аввакума Петрова, привезла на В. древний антиминс.
Преемником Иоасафа стал один из известных беглопоповцев рыльский иером. Феодосий (Ворыпин) . При нем В. достигла наивысшего расцвета. В 1695 г. Феодосий тайно отслужил литургию по старому обряду в заброшенной ц. Покрова Пресв. Богородицы в Калуге и освятил немало Запасных Даров. Из той же церкви ему удалось забрать древний иконостас (по старообрядческим преданиям, времен царя Иоанна Грозного) и привезти его на В. Феодосий сумел за неск. дней значительно расширить на В. храм, построенный при иером. Иоасафе. К освящению храма, состоявшемуся осенью 1695 г., и службе в нем Феодосий привлек 2 священников, рукоположенных архиереями правосл. Церкви: безместного московского свящ. Григория и своего родного брата Александра из Рыльска. По свидетельству нек-рых источников, он принял их в старообрядчество 3-м чином - через отречение от ересей, без Миропомазания (см.: Лилеев . Из истории. С. 211); др. источники утверждают, что Феодосий всех священников, приходивших на В., в т. ч. Григория и Александра, принимал 2-м чином - через Миропомазание (Нифонт . С. 78). Поскольку старого мира не хватало, Феодосий в нарушение канонов сварил «миро» (по церковным правилам, это может делать только архиерей).
"Наставник и суетной". Гравюра из кн.: Иоаннов А. (Журавлев). "Известие о стригольниках и новых раскольниках". СПб., 1795. Ч. 2, вкл. после 84 (РГБ)
"Наставник и суетной". Гравюра из кн.: Иоаннов А. (Журавлев). "Известие о стригольниках и новых раскольниках". СПб., 1795. Ч. 2, вкл. после 84 (РГБ)
Ветковский храм имел 2 придела, со временем его богато украсили иконами и утварью. Вскоре при нем возникли 2 мон-ря - муж. и жен., были открыты мощи, в первую очередь «тихого благоветного Иоасафа». В., где действовала единственная на весь старообрядческий мир церковь и были обретены мощи вождей старообрядчества, стала одним из главных центров беглопоповщины. Феодосий и принятые им в «старую веру» беглые иереи «исправляли» приходивших к ним священников и посылали их в старообрядческие общины во все концы страны. Под видом купцов насельники ветковских мон-рей расходились по России, развозили просфоры и воду, освященные в ветковской церкви, совершали требы, собирали пожертвования. Разносторонней была и хозяйственная деятельность ветковских поселений: старообрядцы вырубали леса, обрабатывали пашню, разводили скот, строили мельницы, вели широкую торговлю. Насельники скитов и мон-рей занимались традиц. монастырскими рукоделиями - книгописанием, переплетом книг, иконописанием; ветковские мон-ри являлись центрами обучения грамоте, хранилищами древних книг и рукописей.
Под влиянием В. в 1-й пол. XVIII в. находились поповцы Москвы, Поволжья, Дона, Яика и др. Ослабленный преследованиями Нижегородского еп. Питирима (Потёмкина) и нарастающими внутренними спорами между софонтиевским, онуфриевским и дьяконовским согласиями, Керженец подчинился В. и ее деятельному старцу Феодосию. Последний энергично участвовал в полемике, особенно с дьяконовцами, начавшими активно переселяться с Волги на В. и в Стародубье. Одним из противников Феодосия был дьяконовец Т. М. Лысенин . Их спор отражен в «Описании прения старца Феодосия с некоим Тимофеем Матвеевым Лысениным, и с учеником его Василием Власовым, и с их единовольники о Честном и Животворящем Кресте Христове», происходившем на В. в июне 1709 г. (Лилеев . Материалы. С. 3-9). Предмет спора заключался в следующем: Лысенин, как и все дьяконовцы, почитал равно 4-конечный и 8-конечный кресты, Феодосий же называл «истинным» только 8-конечный крест. Строго относился Феодосий и к Софонтию - организатору на Керженце скита, не подчинявшегося В., а также к керженскому старцу Онуфрию - почитателю догматических писем протопопа Аввакума.
О преемниках Феодосия по управлению ветковским Покровским мон-рем до сер. 30-х гг. XVIII в. известно следующее: Александр (брат Феодосия) «такоже вторым чином принял [в старообрядчество.- Е . А .] священноинока Антония и проч. Антоний же принял священноинока Иова и проч.» (Нифонт . С. 78). Иов, присоединив к старообрядчеству неск. иеромонахов, в 1734 г. «принял под исправу» лжеепископа Епифания Ревуцкого (2-м или 3-м чином, по разным старообрядческим источникам). Мн. ветковцы не признали архиерейства Епифания, к-рый тем не менее «рукоположил» для старообрядцев 14 «священников». Ранее ветковские старообрядцы предпринимали неск. попыток получить собственного епископа. В 1730 г. ветковский игум. Власий передал Ясскому митр. Антонию «просительный лист» о собственном архиерее, подписанный ветковскими поповцами и стародубскими диаконовцами, прошение поддержали владелец В. пан Халецкий и молдав. господарь. Не получив ответа, в следующем году ветковцы направили новое прошение, к-рое было рассмотрено находившимся тогда в Яссах К-польским Патриархом Паисием II, согласившимся удовлетворить просьбу, но с условием во всем следовать учению правосл. Церкви, что не устраивало ветковцев.
В 1733 и 1734 гг. имп. Анна Иоанновна издала 2 указа, к-рыми ветковцы приглашались вернуться на места своих прежних поселений. Поскольку ответа на указы не последовало, в 1735 г. по повелению императрицы 5 полков под командованием полковника Я. Г. Сытина окружили В., все ее насельники были разосланы по мон-рям, расселены по местам прежнего жительства и в Ингерманландии. Начальствовавший тогда на В. иером. Иов был сослан в валдайский в честь Иверской иконы Божией Матери мон-рь и там скончался; Епифания отправили в Киев, где он умер в общении с правосл. Церковью. Покровскую ц. разобрали, из бревен устроили плоты и водой пытались доставить в Стародубье, но в устье Сожа бревна затонули. У ветковских иноков было отобрано 682 книги «да особливо разных мелких книжек и поминаний полтора мешка».
Через год на В. вновь стали собираться старообрядцы, была построена величественная часовня, устроены звоны. В 1758 г. поставили новый храм, освященный с оставшимся от старого храма антиминсом. Возродился и Покровский мон-рь, где жили до 1200 насельников. Однако подъем В. и на этот раз был непродолжительным. В 1764 г. по повелению имп. Екатерины II Алексеевны , стремившейся к возвращению русских на родину, генерал-майор Маслов с 2 полками внезапно окружил В. и через 2 мес. более 20 тыс. ее жителей вывел в Россию, большей частью в Сибирь, нек-рых - на Иргиз , превратившийся в главный центр старообрядцев-поповцев. В наст. время выходцы с В. живут в Бурятии (носят название семейских Забайкалья) и на Алтае, где их называют поляками.
Согласно старообрядческим свидетельствам, В. окончательно опустела в 1772 г. Но еще долго продолжались споры о том, каким чином «приимати приходящих от великороссийской Церкви попов и мирян» (Мельников-Печерский . С. 337). На В. придерживались приема 2-м чином, с «перемазыванием» миром, что и дало название ветковцам - перемазанцы, в отличие от дьяконова согласия, принимавшего 3-м чином. Из ветковцев окончательно к дьяконовской практике перешел Михаил Калмык , в 1772 г. переселившийся в Стародубье.
Во 2-й пол. XVIII-XIX в. старообрядцы жили на В., но былого значения этот центр не имел. Наибольшей известностью пользовался Лаврентьев мон-рь (после 1735-1844; не сохр., в наст. время зона отдыха Гомеля), где начал свой иноческий путь в 1834 г. Павел (Великодворский) . В 1832-1839 гг. настоятелем мон-ря был Аркадий (Шапошников , впосл. старообрядческий епископ), с этой обителью связаны мн. видные деятели Белокриницкой иерархии : Аркадий (Дорофеев , впосл. еп. Славский), Онуфрий (Парусов, впосл. еп. Браиловский), Алимпий (Вепринцев), И. Г. Кабанов (Ксенос) - автор «Истории и обычаев Ветковской церкви» и Окружного послания . На В. действовали и др. старообрядческие мон-ри: Макариев Терловский, основанный ок. 1750 г. в 32 верстах от Лаврентьева мон-ря иноком Макарием из Вереи, Пахомиев, созданный ок. 1760 г. др. выходцем из России - иноком Пахомием, Асахов (Чолнский или Чонский) скит, устроенный в то же время близ Гомеля в урочище Чолнский обрыв старцем Иоасафом из Гжатска, жен. мон-рь в Спасовой слободе на территории совр. Гомеля. Этим мон-рям, особенно Лаврентьеву, в кон. XVIII - нач. XIX в. покровительствовали фельдмаршал П. А. Румянцев-Задунайский и его сын гр. Н. П. Румянцев , на землях к-рых располагались обители. В нач. ХIХ в. в Макарьевом мон-ре проходил собор по соглашению «перемазанцев» с дьяконовцами, на к-ром присутствовали представители Рогожского кладбища, В., Стародубья, Орла и Молдавии. На соборе преобладали «перемазанцы», но согласие не было достигнуто, ветковские старцы от спора уклонились (Мельников-Печерский . С. 346).
В кон. 20-х гг. ХХ в. ветковские старообрядческие слободы были довольно многолюдными: в 1929 г. в Косецкой общине были зарегистрированы 434 прихожанина, в Попсуевской - 342, в приходе Леонтьевского молитвенного дома - 521 прихожанин. В 1988 г. территории ветковских слобод оказались в зоне заражения после аварии на Чернобыльской АЭС, что обусловило исчезновение мн. исторически значимых поселений, гибель большого числа памятников старообрядческой культуры. В наст. время немногочисленное старообрядческое население живет в Тарасовке, Марьине, Ст. Крупце, Буде.
В 1897 г. в В. усилиями Ф. Г. Шклярова (открыт для посещения в 1987) был создан Музей народного творчества, более 400 экспонатов из коллекции Шклярова положили начало музейным фондам. В музее представлены иконы, изделия местных мастеров ткачества, бисерного шитья, есть также собрание древних книг и рукописей; в большинстве своем экспонаты являются памятниками материальной и духовной культуры старообрядчества. 27-28 февр. 2003 г. в Гомеле прошла международная конференция «Старообрядчество как историко-культурный феномен», основной темой к-рой было сохранение и изучение уникального исторического наследия В.
Ист.: [Ксенос И . Г .] История и обычаи Ветковской церкви. Б. м., б. г.; То же // Старообрядческий церк. календарь на 1994 г. М., 1993. С. 66-104; О. Нифонт: Родословие // Духовная литература староверов востока России ХVIII-ХХ вв. Новосиб., 1999. С. 65-91.
Лит.: Лилеев М . И . Мат-лы для истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1893; он же . Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1895. Вып. 1; Мельников П . И . (Андрей Печерский) . Очерки поповщины // Собр. соч. М., 1976. Т. 7. С. 243-275, 343-345, 510-555; Воронцова А . В . О полемике «ветковцев» с дьяконовцами: Малоизученные полемич. соч. представителей «ветковского» согласия // Мир старообрядчества. М.; СПб., 1992. Вып. 1: Личность. Книга. Традиции. С. 117-126; Гарбацкi А . А . Стараабраднiцтва на Беларусi ў канцы XVII - пачатку XX ст. Брэст, 1999; Зеленкова А . И . Старообрядцы деревни Крупец Добрушского р-на Гомельской обл. (на мат-лах устной истории) // Старообрядчество как ист.-культурный феномен: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. 27-28 февр. 2003 г., Гомель, 2003. С. 85-87; Киштымов А . Л . Румянцев и старообрядцы Гомельского имения // Там же. С. 111-118; Кузьмич А . В . Из истории Лаврентьева мон-ря // Там же. С. 139-142; Савинская М . П ., Алейникова М . А . Отношение органов власти к старообрядческим общинам на Гомельщине в 20-е гг. ХХ в. // Там же. С. 250-254.
Е. А. Агеева
Ветковский распев
В В., являющейся духовно-адм. центром старообрядцев-поповцев, впервые начали складываться их певч. традиции. В рукописях, к-рые здесь переписывались, было заложено то, что впосл. стало особенностью старообрядческих поповских певч. книг - истинноречная редакция текстов, знаменная нотация с пометами и признáками.
Ветковские мастера создали своеобразный стиль оформления рукописей, к-рый сложился под влиянием московских рукописей XVII в. (Веткаускi музей народнай творчацi. Мiнск, 2001. С. 119; Гусева К . Старообрядческое искусство на Брянщине и Гомельщине // Из истории фондов НБ МГУ. М., 1978. С. 130-135). Наиболее известным местом, где переписывались рукописи, являлся ветковский Покровский мон-рь; этим занимались и жители слобод (Лилеев . С. 221; Сб. Нижегородской учен. арх. комис. Н. Новг., 1910. Т. 9. Ч. 2. С. 313; Поздеева С. 56-58). В Ветковском центре были собраны древние книги не только из центральнорус. областей, но и из сопредельных правосл. земель (Смилянская . С. 205-210).
Ветковские мастера создали собственный стиль написания и оформления рукописей. Орнамент ветковских певч. рукописей своеобразен и строг, не содержит золота. В нем присутствуют черты травного стиля, барочные элементы, преобладают оттенки красного, зеленого, синего, желтого цветов. Инициалы многоцветные, используется киноварь или близкая по тону краска. Встречаются высокохудожественные переработки старопечатного орнамента. В ряде рукописей указываются имена создавших их мастеров (Бобков Е ., Бобков А . С. 451). Своей вершины ветковская орнаментика достигла в рукописях старца Евдокима Носова (1777). Традиция переписывания рукописей сохранялась на В. вплоть до 60-х гг. XX в. Ветковские орнамент и почерк крюков послужили основой, на к-рой сложился стиль гуслицких рукописей (особенно трудно отличить от ветковских гуслицкие рукописи кон. XVIII в.- см.: Рукописи старообрядцев Бессарабии и Белой Криницы: Из собр. НБ МГУ: Кат. Ч. 2: Певч. рукописи Бессарабского собрания МГУ / Сост. Н. Г. Денисов, Е. Б. Смилянская. М., 2000. № 1608, 1733, 1738, 1838, 1845, 2206 и др.).
Ветковцы распели отдельные песнопения особым напевом, обозначенным в рукописях как «Ветковский распев». В одной из рукописей, к-рую нашли и ввели в научный оборот Е. А. и А. Е. Бобковы, этим распевом записано песнопение «Да ся исправит молитва моя» (Бобков Е ., Бобков А . С. 450; ркп. передана Бобковыми в дар ИРЛИ, где и хранится (Древлехранилище. Белорус. собр., № 93. Л. 30 об.)). Указания на ветковский распев встречаются в рукописи певч. собрания Пермской Гос. галереи (ркп. № 1405р. Октоих и Обиходник крюковые. XIX в. Л. 125. «Веткавского напеву»: «Иже нейде на совет» (Парфентьев Н . П . Традиции и памятники древнерус. муз.-письменной культуры на Урале (XVI-XX вв.). Челябинск, 1994. С. 178-179)) и др. Гласового обозначения ветковский распев не имеет; его музыкально-стилистические особенности не изучены. В Ветковско-Стародубском собрании певч. рукописей научной б-ки МГУ указаний на этот распев нет (Богомолова, Кобяк) .
Лит.: Лилеев М . И . Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1895; Поздеева И . В . Археографические работы Моск. ун-та в р-не древней Ветки и Стародубья (1970-1972) // ПКНО, 1975. М., 1976. С. 56-58; Богомолова М . В ., Кобяк Н . А . Описание певч. рукописей XVII-XX в. Ветковско-Стародубского собр. МГУ // Рус. письменные и устные традиции. М., 1982. С. 162-227; Бобков Е . А ., Бобков А . Е . Певч. рукописи с Ветки и Стародубья // ТОДРЛ. 1989. Т. 42. С. 448-452; Смилянская Е . Б . К изучению ист.-культурного значения Ветковско-Стародубского старообрядческого центра в XVIII-XX вв. // История Церкви: изучение и преподавание: Мат-лы науч. конф. Екатеринбург, 1999. С. 205-210.
Н. Г. Денисов
Иконопись В.
(кон. XVII в.- 2-я пол. XVIII в.), отражающая непрерывность правосл. традиции, сохраненной в среде старообрядцев в следовании решениям Стоглавого Собора 1551 г. и памятникам духовной культуры XVI - 1-й пол. XVII в., изучена мало. Ее истоками были художественные центры в Романове-Борисоглебске (ныне Тутаев), Костроме, Ярославле, чьи лучшие мастера работали в Оружейной палате Московского Кремля. Однако на дониконовскую иконопись не могли не оказать влияние новые художественные тенденции. Совмещение традиц. письма с «живоподобием» свидетельствует о двойственности стиля, удержавшегося тем не менее в старообрядческой иконе в границах древнего канона. Конфессиональная замкнутость и расположенность за пределами России способствовали закреплению в художественной практике В. местных особенностей, сохраняемых благодаря династической преемственности мастерства. Своеобразие иконописи на В. проявилось и в создании новых иконографий.
Ветковские мастера изготавливали иконные доски без ковчега из древесины мягких пород, осины и тополя, сильно подверженных воздействию жучка-точильщика. Для паволоки использовались льняные, позже хлопчатобумажные промышленного производства ткани. Графья присутствовала всегда; рисунок процарапывался, вычеканивался по левкасу и затем поверхность золотилась. Характерной чертой ветковских икон стало одновременное сочетание большинства распространенных техник и приемов письма (цировка, цвечение золота, черневая роспись, впроскребку). при золочении нимбов нередко применялось глассирование, они выполнялись в виде точечного орнамента, а также способом цировки, цветом (красной и тонкой белой линиями), иногда по зап. типу - сочетанием прямых и зигзагообразных лучей. В разделке одежд твореным сусальным золотом использовался рисунок (в перо, в зигзаг, в рогожку и др., а также свободной формы) в технике золото-пробельного письма (техника инакопи не использовалась); только на ветковских иконах встречается унаследованная от мастеров Оружейной палаты разделка одежд охрой или белилами по золоту. Влияние этих мастеров сказалось также в одновременном применении золота и серебра при написании орнаментов одежд поверх складок, в т. ч. в «теневых» местах. Особенностью икон такого письма является высокое качество олифного покрытия.
Рождество Богородицы. Богоматерь Феодоровская. "Бысть чрево Твое Святая трапеза". Великомученицы Екатерина и Варвара. Четырехчастная икона. 40-е гг. XIX в. (ВМНТ)
Рождество Богородицы. Богоматерь Феодоровская. "Бысть чрево Твое Святая трапеза". Великомученицы Екатерина и Варвара. Четырехчастная икона. 40-е гг. XIX в. (ВМНТ)
В ветковской иконе сохранялось свойственное для традиц. иконописи отношение к свету как Фаворскому, но и свет, и цвет частично изменили свои качества, поскольку все больше внимания уделялось красоте видимого мира. На вкусы ветковцев наложила отпечаток жизнь в пределах Малороссии. Яркое многоцветие юж. колорита они воспринимали как образ Эдемского сада, отсюда повышенная декоративность, обилие растительных орнаментов (нарциссы, ветви с листьями и цветами яблонь, имитация листьев аканфа, виноградная лоза, гирлянды, рог изобилия, раковины). Кровли архитектурных сооружений украшались декором в виде полукружий, рыбьей чешуи, черепицы, лемеха, диагональной сетки с орнаментом внутри. На орнаментацию одежд оказали влияние узоры зап. и вост. привозных тканей. От мастеров Ярославля и Костромы был унаследован интерес к усложненным композициям, любовь к узорочью и орнаментам, в частности, были восприняты и развиты костромские орнаментальные рамки, отделяющие средник иконы от полей, часто с наугольниками др. цвета и орнамента.
В старообрядческой иконописи сохранилось семантическое значение основных составляющих иконы и символика ее цветов: опушь на полях (граница земной и небесной тверди) писалась красной и синей краской; рамка, отделяющая ковчег (область вечности) от полей (небесной тверди),- красной и тонкой белильной линией (цвета горнего мира). Пигментный состав палитры в В. представлен основными цветами и выделяется обилием бакана. Характерны открытые, чистые, часто не смешанные, локальные цвета. В продолжение традиции тонального письма возможен вариант смешения цвета с различным содержанием белил. Фон и поля покрывались золотом, редко серебром с подцвеченной олифой. В отличие от др. иконописных центров на В. цветной фон не применялся. На распространение «архитектурных» фонов в иконах XVIII-XIX вв. повлияло европ. барокко. Еще одна своеобразная черта - обилие надписей на полях. Эклектичный стиль царских мастеров стал источником совмещения в ветковских иконах «живоподобного» доличного и традиц. личного письма.
Техника исполнения личного письма восходит к визант. приемам (плавь, взаливку, отборка) и известна в 3 основных «пошибах» (вариантах). В первом - визант. и рус. домонгольскую традицию продолжили т. н. корсунские письма, где тона санкиря и охрения максимально сближены, подрумянка разбеленной киноварью и выделенное киноварью междугубие (или опись нижней губы) создают образ духовного горения. Эти «темноликие образы» сохранили особое видение старообрядцами божественной природы преображенной плоти. В др. варианте, «контрастном письме», оливково-коричневые по цвету санкири с обильными высветлениями не совпадают друг с другом по тону; подрумянка наносилась не всегда. В 3-м - система письма та же, но личное письмо выдержано в теплых тонах: оранжево-коричневые цвета охрений, нанесенных по охристо-коричневым санкирям. Отличительной чертой письма ликов являются 3 световых пятна в виде активных высветлений вокруг рта и подбородка, а также форма верхней губы, нависающей над припухлой раздвоенной нижней. Указанные направления существовали как в монастырских, слободских мастерских, так и в работах сельских иконописцев.
Умение ветковских мастеров воплотить в иконе принципы монументального искусства является наследием художественной культуры богатых поволжских городов. Иконописцы наряду с традиц. формой житийных икон, событийный ряд в к-рых представлен в клеймах, приняли вслед за мастерами Верхнего Поволжья новую композиционную форму развития сюжета в одной плоскости. Навыки пространственного мышления нашли отражение в широком распространении многочастных икон, актуальных для домашних молелен старообрядцев, находившихся «в бегах».
"Союзом любви связуемы апостолы". XIX в. (Челябинская областная картинная галерея)
"Союзом любви связуемы апостолы". XIX в. (Челябинская областная картинная галерея)
Обособленность ветковцев не приостановила творческих поисков в области иконографии. Правосл. самосознание и чаяния Небесного Иерусалима старообрядцами, выражаемые словами ап. Павла: «Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр 13. 14), отражают суть мн. иконографий, созданных в их среде. Излюбленным был образ Св. Троицы (т. н. новозаветной) - «Триипостасное Божество». Усвоение и усложнение этой иконографии старообрядцами, появление к-рой они не связывали с Западом, обусловлено важными для них эсхатологическими настроениями и представлением христиан об участи грешников и праведников. Среди многочисленных аспектов выделена идея крестного пути верных, способных внутри Церкви и с помощью Евхаристии преодолеть разделение и стать сонаследниками Царствия Небесного. », глас 4) раскрывает духовный смысл образа: мистическое соединение Церкви Земной и Небесной со своим Главой. Жертвенный путь этого соединения выражен через крестоцентричную композицию, где Крест - средство спасения на пути к Богу. В центре композиции, как правило, представлен Христос Первосвященник в образе Ангела Великого Совета с восьмиконечным нимбом, в священнической ризе, в поручах и со скрещенными на груди руками; встречаются изображения Господа Вседержителя, «Спаса Благое Молчание», Распятия, Св. Троицы (ветхозаветной), а также Богоматери «Призри на смирение» в образе Невесты-Церкви, связанной узами единства и любви с коронующим Ее Женихом-Христом. Художественными средствами этот образ раскрывается через светоносную структуру цвета и света, золото полей и фона. Возникновение этой иконографии в 1-й пол.- сер. XIX в. в Белой Кринице не случайно, именно там в 1846 г. совершилось присоединение к старообрядчеству Босно-Сараевского митр. Амвросия (Паппа-Георгополи), и старообрядцы получили собственную иерархию.
в XVIII в. появление на В. иконографии Богоматери «Огневидной» связано с осмыслением Ее образа как полноты Церкви. Эта идея соединена с темой божественного огня и выражена в иконе через символику красного цвета лика и одежд Богородицы. Цвет Воскресения Христова для образа Богоматери является наиболее адекватным воплощением обоженной нетленной плоти, соединившей земное и небесное и ставшей «Престолом огненным». Эта иконография связана с праздником Сретения Господня , отмечаемым в католич. Церкви как Богородичный (Очищение Марии) и известным в Польше и Юго-Зап. Руси под названиями «Огненная Мария», «Громница» (см.: О Тебе радуется: Рус. иконы Богоматери XVI - нач. XX в. М., 1996. Кат. 60). У беспоповцев образ Богоматери «Огневидной» отсутствует; в РПЦ известен только в Своде чудотворных икон Богоматери.
Деревянные киоты, сделанные на В., унаследовали традиции белорус., т. н. флёмской, прорезной, многослойной резьбы, имеющей западноевроп. происхождение. Применение новой технологии и инструментов позволило создать скульптурно-объемную высокорельефную и в то же время ажурную резьбу. На элементы деревянной резьбы оказали влияние, а порой «цитировались», орнаменты заставок, буквиц старопечатных и рукописных книг XVI в.
Лит.: Соболев Н . И . Русская нар. резьба по дереву. М; Л., 1934; Абецедарский Л . С . Белорусы в Москве XVII в. Минск, 1957; НКС. Т. 4. С. 8, 19, 25, 122-123, 126-127; Брюсова В . Г . Русская живопись XVII в. М., 1984. С. 94, 113-114. Ил. 82, 83; Зонова О . В . О ранних алтарных фресках Успенского собора // Успенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. М., 1985. С. 116-117. Ил. 26; Невьянская икона. Екатеринбург, 1997. Ил. 147; Ветковский музей нар. творчества. Минск, 1994; Рафаил (Карелин), архим . О языке правосл. иконы. СПб., 1997; Гребенюк Т . Е . Худож. своеобразие ветковских икон: Технико-технол. аспект // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С. 387-390; Сарабьянов В . Д . Символико-аллегорические иконы Благовещенского собора и их влияние на искусство XVI в. Моск. Кремля // Благовещенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. М., 1999. С. 200, 202; Флоровский Г . Вера и культура. СПб., 2002. С. 240-241.
Т. Е. Гребенюк
